"роды в местах лишения свободы". Женщины и дети в российских тюрьмах

Если вам довелось рожать в тюрьме, то вы получили исключительную возможность узнать массу таких подробностей, которые даже не снились другим женщинам: можно ли рожать в наручниках и присутствует ли при родах охрана; сколько времени роженица остается в роддоме и каким образом ее отвозят назад в изолятор; обыскивают ли младенца, когда он с матерью выезжает на суд; склоняют ли беременную к аборту; может ли мать воспитывать своего ребенка, если ей разрешили взять его в колонию, и многое, многое другое.

Беременные содержатся в общих камерах - душных, прокуренных, - кормят их той же самой пищей. В больницу роженицу обычно отвозят при первых схватках, если заключенные успевают сообщить об этом администрации. Везут в “автозаке” или на “скорой помощи”, но всегда под конвоем. В некоторых случаях рожающую женщину могут доставить и в наручниках. После родов содержащаяся в трудколонии женщина должна через два месяца приступить к работе. Ребенок остается в больнице положенное время - 5-6 дней, а потом, если он здоров, его возвращают матери. С этого момента, или чуть раньше, мать начинает жить в отдельной, приспособленной для таких случаев камере, в которой могут находиться только беременные или кормящие. Так написано в “Законе о содержании под стражей”. Но, как и многое другое, предусмотренное этим актом, чаще всего остается простой декларацией, благим намерением, из тех, которыми вымощена дорога…в ад.

Если у матери нет грудного молока, администрация помогает ей с искусственным питанием. Однако известен случай (это произошло в архангельском СИЗО), когда мать, потеряв молоко после падения с верхнего яруса, не могла добиться от администрации искусственного питания, и была вынуждена в течение двух недель кормить двухмесячного ребенка жеваным хлебом. Это вызвало бунт в тюрьме и тогда администрация была вынуждена изыскать средства для покупки молочных смесей.

Мать в СИЗО практически не разлучается с ребенком, ей некому его оставить, некому передать на время. Единственная возможность временного отдыха матери - это отправка ребенка в больницу.

По достижении ребенком трехлетнего возраста его разлучают с матерью. Никаких обычных на свободе социальных льгот и социального обеспечения беременные и женщины с детьми в заключении не имеют. В целом можно сказать, что положение женщин в СИЗО и трудколониях во многих отношениях оказывается хуже, чем у мужчин. Следствие - распад всей ткани нормальной жизни, т. е. распад семей, неумение обращаться с ребенком, распад отношений с детьми и т. д.

При выезде матери на суд ребенка могут подвергнуть обыску по той же причине. Сложности оперативной обстановки, по правде сказать, заключаются в межкамерных и межличностных связях подсудимых и подследственных. Иными словами, записку “мамочка” может передать, или еще чего. А такого быть не должно. Так уж повелось, что интересы следствия важней интересов ребенка. Хотя здравый смысл подсказывает, что неправильно это, что не может так быть, чтобы невинное дитя самые первые и самые важные месяцы и годы жизни провело …в аду. Даже если его мать и не ангел.

Условия содержания матерей с малолетними детьми в местах лишения свободы

Ст. 100 УИК:

1. В исправительных учреждениях, в которых отбывают наказание осужденные женщины, имеющие детей, могут организовываться дома ребенка. В домах ребенка исправительных учреждений обеспечиваются условия, необходимые для нормального проживания и развития детей. Осужденные женщины могут помещать в дома ребенка ИУ своих детей в возрасте до трех лет, общаться с ними в свободное от работы время без ограничения. Им может быть разрешено совместное проживание с детьми.

2. С согласия осужденных женщин их дети могут быть переданы родственникам или по решению органов опеки и попечительства иным лицам, либо по достижении детьми трехлетнего возраста направлены в соответствующие детские учреждения.
3. Если ребенку, содержащемуся в доме ребенка исправительного учреждения, исполнилось три года, а матери до окончания срока отбывания наказания осталось не более года, администрация ИУ может продлить время пребывания ребенка в доме ребенка до окончания срока отбывания наказания матерью.
4. Осужденные беременные женщины и осужденные кормящие матери могут получать дополнительно продовольственные посылки и передачи в количестве и ассортименте, определяемых медицинским заключением. Осужденные беременные женщины, осужденные женщины во время родов и в послеродовой период имеют право на специализированную помощь.
(в ред. Федеральных законов от 08.12.2003 N 161-ФЗ, от 14.07.2008 N 112-ФЗ)

Тюремные ясли

Как заключенные рожают и воспитывают детей на зоне

Ирина Халецкая

Жизнь осужденных женщин, которые готовятся родить на зоне, сильно отличается от обычного режима. Их направляют в специальные колонии, где созданы условия для совместного проживания с ребенком. Таких в России всего тринадцать. Корреспондент РИА Новости побывала в одном из исправительных учреждений во Владимирской области.

Пятьдесят процентов наркоманок

В исправительной колонии № 1 в Головино центр совместного проживания действует с 2012 года. Идея была не новой: первый открылся в мордовской колонии № 2 для рецидивисток. Сейчас в тринадцати исправительных учреждениях осужденные матери и дети до трех лет могут круглосуточно находиться вместе.

Потребность же намного выше. По последним данным ФСИН, в стране свыше 500 заключенных отбывают срок с детьми, однако больше половины живут с ними порознь и видятся лишь изредка.

Контингент в ИК-1 особенный: во-первых, тут содержатся только «перворазы» — около 800 женщин с первой судимостью. Во-вторых, половина сидит по 228-й статье: сбыт и употребление наркотиков.

Еще 130 — за причинение телесных повреждений разной степени тяжести. Остальные — за кражу, мошенничество, убийство. Детей на зоне воспитывают 36 заключенных, но жить с ними разрешено только шестнадцати.

«Размножаешься в неволе»

Лилия Темасова — одна из тех, кому повезло. Ей 28 лет, последние шесть провела за решеткой.

В худшем случае осталось еще полтора года — если не выпустят по УДО (условно-досрочное освобождение). О том, как она здесь оказалась, Лилия говорить наотрез отказывается.

Но ее история по-своему уникальна: в колонии она родила второй раз, а первой дочери — Веронике — уже десять, перешла в третий класс. Родилась и выросла на воле.

Младшую сестру Сашу никогда не видела, но знает о ней и ждет дома.

Темасова признается, что воспитание на воле и за решеткой отличается как небо и земля. Со старшей она занималась сама, выбирала для нее кружки и секции, ориентированные больше на творчество.

«Когда уехала в колонию, дочка осталась с бабушкой и дедушкой. Они Веронику воспитывают по-другому: девочка поступила в гимназию с углубленным изучением иностранных языков, уже получила кучу разных дипломов. Грустно, но сейчас у нас с ней не такая глубокая связь, как с маленькой», — говорит осужденная.

«Я слишком давно здесь. За шесть лет прогресс шагнул настолько далеко, что мне уже не угнаться. Не понимаю и половины из того, что говорит дочка, а она-то в курсе всех последних событий. Для меня это лес. Остается кивать головой и соглашаться. Но дочка меня не стыдится, как это бывает у некоторых заключенных. Наоборот, пугает мальчишек, что «скоро у меня мама освободится — и все, вам крышка», — шутит Темасова.

Маленькая Саша постоянно при маме, ничего, кроме зоны, она не видела.

Лилия вспоминает, как за ней долго ухаживал друг детства, но без взаимности. А когда угодила за решетку, старый друг был одним из немногих, кто поддержал. «Много лет он за мной гонялся. Нагнал в колонии. Здесь я за него вышла замуж, тут от него забеременела. И мне было гораздо спокойнее вынашивать ребенка, нежели на воле, да и воспитывать тоже. Муж надо мной смеется, говорит: «Ты размножаешься только в неволе», — продолжает Лилия.

У матерей, живущих с детьми, свой распорядок. Утром просыпаются, будят ребенка, кормят, одевают и отводят воспитателям в детский сад, а сами идут в промзону на работу. В ИК-1 большое производство, где осужденные шьют зимние куртки.

На промзоне мамы работают только одну смену — до 14:00. И забирают из садика малышей.

«Потом делаем что хотим. Кто-то гуляет, кто-то учится, кто-то отправляется на лекцию, родительское собрание. Удобно, что пока мы работаем, с детьми занимаются психологи, логопеды, развивают моторику, помогают с социальной адаптацией», — делится подробностями собеседница.

Шестеро из сорока шести

В центре сейчас 16 осужденных. Пока это предел - больше мест нет. Но в колонии еще 20 желающих попасть на совместное проживание с детьми. Ждут очереди. Их заявления лежат в ящике стола начальника центра Татьяны Шишигиной. Она в колонии с 1986 года. По долгу службы ей приходилось общаться с самыми разными мамами.

«Мы идеализируем подопечных: для нас они все очень хорошие. На тяжесть статьи, по которой они попали сюда, я даже не смотрю», — признается она.

Хотя отдельных особ вспоминает до сих пор с ужасом. Например, девушку, которая попала в колонию за то, что задушила родную бабушку колготками. «Это я простить не смогла. Велела всем приглядывать за ней, чтобы она из поля зрения никуда не пропадала со своим ребенком. Таких вещей я предпочитаю не знать. Простить, конечно, следовало, но мне было трудно», — говорит Татьяна.

Когда женщина с ребенком освобождается из колонии, органы опеки на месте уже ждут, чтобы поставить ее на учет. Первые месяцы сотрудники опеки звонят Шишигиной, сообщают, как складывается судьба ее бывших подопечных.

И это, говорит она, основная головная боль: «Мне главное, чтобы мама не запила, не вернулась к наркотикам, не украла ничего. Рецидивы мы не лечим, а они, к сожалению, бывают».

Если смотреть на сухую статистику, все в пределах нормы. С 2012 года через центр прошло 46 матерей с детьми, сегодня 25 детей живут в полных благополучных семьях, порядка десяти матерей воспитывают в одиночку, некоторые малыши остались с бабушками. Однако шесть детей - в детских домах. Это значит, объясняет Шишигина, что мать снова совершила преступление и попала за решетку, а ребенка забрать некому.

«Есть женщины, на которых даже не подумаешь, — столько клялась, божилась, что выйдет и возьмется за ум. А через два года узнаю: сидит за торговлю наркотиками уже в другой колонии. Так много это или мало — шестеро из 46?» — задается вопросом Татьяна.

Любить ради «показухи»

Шишигина не раз сталкивалась с мамами, которые любят детей ради «показухи», но в центр совместного проживания они вряд ли попадут - не пройдут комиссию. Их дети так и живут в детском садике под присмотром воспитателей, а заключенные приходят туда в определенные часы ради галочки. «Просто в отряде ее заставили провести время с малышом. Садится в игровой комнате в сторонке, ребенок предоставлен сам себе. Вот такое бывает. Но, к счастью, подобных мамашек все меньше. Психологи и соцработники с ними контактируют, пробуждают в них материнские инстинкты», — объясняет начальник центра.

Мария Ноэль, соавтор и руководитель программы «Тюремные дети», рассказала о том положении, в котором находятся новорожденные дети и матери. Для Марии эта личная тема, так как она попала в тюрьму на пятом месяце беременности.

– Как маленький ребенок может оказаться в тюрьме?

Дети попадают в тюрьму только одним образом – когда они там рождаются. Рождается в тюрьме ребенок, когда беременная подследственная или осужденная находится в следственном изоляторе или уже в колонии. Также женщина может забеременеть на свидании. Взять своего маленького ребенка в тюрьму невозможно. По сути, это осуществимо, но правоприменительной практики на сегодняшний день нет. У нас были случаи, когда сажали маму, у которой ребенок только что родился, и их разлучили.

– Ребенок рождается в условиях тюрьме, и что с ним происходит дальше? Он живет вместе с матерью или в доме малютки?

Совместное проживание в тюрьме это понятие относительное. Сейчас в российских тюрьмах имеется около 200 мест совместного проживания. На данный момент существует 13 колоний с домами ребенка, общая наполняемость которых составляет от 800 до 900 мест. Есть совсем небольшие дома ребёнка, есть такие, которые рассчитаны на 100 – 120 человек. К сожалению, наша правоохранительная система и судебные органы работают так, что эти места всегда наполняются. В среднем ежегодно в домах ребенка при колониях находятся около 800 человек.

В случае СИЗО, как правило, заключенная рожает под конвоем в каком-то из городских роддомов. До сих пор в маленьких городах или там, где есть проблемы с организацией конвоя, встречается такая практика, когда женщину приковывают наручниками во время родов, если рядом с ней не присутствуют 3 сопровождающих. Такие истории мне известны. Следственный изолятор объясняет приковывание наручниками как меру предосторожности в случае отсутствия конвоя. Но точной статистики не существует. Поэтому сейчас мы начинаем исследование, в результате которого планируем выяснить, в том числе, сколько осужденных женщин приковывались к кроватям во время родов.

Женщина в тюрьме.jpg

После родов, если женщина ещё остаётся в СИЗО, возможны два варианта развития событий. Везде, конечно, всё происходит по-разному. Везде свои порядки. Там, где хотя бы немного чтут права человека, женщина остается в роддоме на то время, которое необходимо для восстановления. Если роды прошли нормально, то подследственная находится в роддоме 3-4 дня, как и положено. В случае родов через кесарево сечение осужденная остается в роддоме до того времени, пока не снимут швы. В это время ребенок находится в палате с матерью под конвоем. И это самый "приятный" вариант развития событий. Потому что есть и другой, второй вариант, когда маму после родов сразу увозят в СИЗО. Помещают там в больницу, которая является в действительности той же тюрьмой. Просто там присутствует какой-то врач. Ребенка привозят к матери уже потом, когда ему проведены все необходимые послеродовые процедуры. В данном случае ребенок лишается грудного вскармливания на время разлуки с мамой.

Когда мать уже осуждена и находится в колонии, сценарий может быть немного другим. Из 13 женских колоний, расположенных на территории России, всего 2 имеют роддома, построенные специально для заключенных рожениц. Это колонии в Челябинске и «ИК-2» в Мордовии. Если в колонии не предусмотрено совместное проживание, то мать и ребенка, спустя то малое время, которое им положено провести вместе, разлучают. Ребенка передают в дом ребенка, а мать возвращается в отряд. Мать может ходить на кормления 6 раз в день. Разлучение матери и ребенка не позволяет выработать удобный ее ребенку график питания. От стрессов и из-за многих других факторов молоко может пропасть. Согласитесь, даже с точки зрения грудного вскармливания, такой режим не гуманен, а с точки зрения акта заботы, пробуждения материнского инстинкта, а, как известно, не у всех он изначально есть, это пагубно. Естественно, эта жестокая система больнее всего затрагивает ребенка, поскольку такой ребенок заранее дискриминирован. Он лишен материнской любви.

– Расскажите, что собой представляет вариант совместного проживания в тюрьме и кто получает такую привилегию – жить со своим ребенком в российских колониях?

– Совместное проживание – это то же, что и жизнь с ребенком дома. Мама находится всё время рядом. К счастью, сейчас намечается позитивная тенденция. Во ФСИН появился очень хороший врач, которая декларирует (и руководство зачастую её поддерживает) переведение максимального количества мест на совместное проживание. Ведь статистика и их внутренние, какие бы то ни было, исследования, по заболеваемости, по рецидивам, отличаются на 2 порядка. Заболеваемость детей, рожденных в тюрьме, при совместном проживании снижается на 43%. И 200 мест совместного проживания на 800 мест, о которых я говорила ранее – существуют. Но это не означает, что мамы в какой-то одной колонии живут со своими детьми все вместе. Нет. К сожалению, выделено лишь небольшое количество мест в каждой колонии. За место жить рядом с ребенком происходит в каких-то случаях борьба, в каких-то манипуляция, когда женщина должна доказать, что она хорошая мать. Ребенка никто, естественно, спрашивать не будет, потому что он очень маленький. В этот момент о его правах все как-то забывают. И получается так, что по какой-то причине, если, например, мама курит, она автоматически признается плохой матерью и не имеет права жить рядом с ребенком, а у ребенка, получается, нет права на её любовь. Я специально утрирую, но смысл такой.

МарияНоэль сподопечными вколонии впоселке Явас_.jpg

– Каковы бытовые условия при совместном проживании?

Представьте себе общежитие комнат на 8-10. Вот это примерно то же самое. У мамы с ребенком cвоя комната в огороженном от остальной территории месте и КПП. Там ты живешь как в комнате общежитии. Я не скажу за все колонии, видела комнаты совместного проживания только в колонии «ИК-2» в поселке Явас в Мордовии и в Челябинской «ИК-5». В Мордовии это простые маленькие комнаты, без воды, без газовых плиток. В Челябинске в комнате есть вода. Это просто комнатка, в которой женщина имеет возможность жить рядом со своим ребенком. Но, пожалуй, большего и не надо. Смысл не в бытовых условиях. Ребенку первого года жизни вообще не важно, где он находится. Мама – его дом в этот период. Ему всё равно, есть в комнате вода или нет воды.

Это нам с точки зрения критического мышления, удобства и эстетического восприятия такие моменты могут показаться важными. Многие комиссии также воспринимают бытовые условия предвзято: «Ах, у них не такие игрушки. Ах, не такие пеленки». Это все, простите, ерунда. Самое главное для ребенка первых лет жизни это мама и многочисленные акты заботы. Важно, чтобы мама встала ночью, поменяла подгузник, подмыла, отреагировала на прорезывание зубов и так далее. Все это тепло, впитанное в младенчестве, в дальнейшем делает ребенка более устойчивым в жизни.

На работу судимых женщин никто не берет

– Что представляет собой идея фостерной семьи, которую вы начали воплощать в жизнь в рамках программы "Тюремные дети"?

Когда ребенку исполняется три года, он должен покинуть зону. Если у него на свободе нет родственников или у родственников нет возможности выполнить условия опекунства, то ребенка переводят в детский дом. Как правило, если ребенок уехал в детский дом, а у мамы остался еще большой срок, к примеру, 4 или 5 лет, велика вероятность, что ребенок в детском доме и останется. Смотрите, что получается. Когда мама выходит на свободу, у неё, как правило, нет работы. Вообще, на работу судимых женщин никто не берет. И даже каких-то особых видов работ, в которых эти женщины могут социализироваться, чувствовать себя полноценными людьми, у нас в стране нет. Не существует социальной реабилитации заключенных, психологически бывших заключенных, отдавших долг, получивших возмездие. Казалось бы, за что дальше наказывать. Но они оказываются даже уже не людьми второго сорта. Это люди, которым просто некуда деваться. В таких условиях нужно обладать огромной силой воли, чтобы забрать ребенка из детского дома. Однако, чтобы забрать ребенка, нужно позаботиться о наличии справок: о месте жительства, о том, что тебя приняли на работу. Получается замкнутый круг.

Еще более ужасно, что ребенка из детского дома не возят на свидания. Возможен вариант телефонных переговоров, когда мама звонит в детский дом или в семейный детский дом. Но никогда, по крайней мере я не знаю таких случаев, детский дом не возит детей на свидания с матерью. В действительности ребенок может очень часто видеться с мамой и поддерживать связь с ней. Короткие свидания разрешены раз в два месяца, длительные – раз в три месяца. То есть можно за год увидеться со своим ребенком много раз. Но детские дома этого не делают. Не хватает персонала, возможно, нет волонтеров. И они не очень задумываются над этим, решая, что, попав в их стены, ребенок принадлежит детдому. Не существует особой эмпатии. Никто не озадачивается тем, чтобы поддерживать связь между матерью и ребенком. Для этого, собственно, мы активно продвигаем программу фостерной семьи ("фостер" от англ. foster опека, забота).

Ребенок в тюрьме.jpg

Мы находим семьи, которые хотели бы взять ребенка на время. Это временная опека. У фостерной семьи или фостерной мамы должен быть определенный настрой. Они знают о правилах, главное из которых – нельзя допустить того, чтобы ребенок забыл маму, обязательно надо рассказывать ему, что мама есть, она его любит, постоянно напоминать о ней. И, конечно, мы не запрещаем, но рекомендуем, чтобы ребенок не называл фостерную маму «мамой». Она может быть мамой Наташей, мамой Галей, но есть еще родная мама, которую зовут по-другому. Это достаточно серьезное решение – понимать, что ты возьмешь ребенка и должен будешь его потом отдать. Опять же, непонятно, в какие условия ты его будешь возвращать. Но вот, например, наша первая фостерная мама Наташа Кудрявцева руководствуется только одним: "А что, лучше чтобы он поехал в детский дом? Я как-нибудь справлюсь с этим моментом. Я буду лучше в дальнейшем им помогать". Конечно, фостерные родители по сути волонтеры.

– Существуют какие-то юридические сложности при оформлении фостерства? Помогают ли вам в проведении программы государственные органы?

Есть законы, которые позволяют нам говорить об успехе. Закон об опеке и попечительстве позволяет оформление опеки по договору, которую можно называть фостерством. Существует и временная опека. По крайней мере, все законодательные и правоприменительные моменты позволяют осуществить такую опеку. Конечно, в органах опеки на местах сидят разные люди, с ними приходится по-разному разговаривать, очень часто приходится привлекать юристов, потому что отдать ребенка не родственникам – не принято. Мы не можем пока говорить о какой-то динамике, поскольку пока что у нас всего две сложившихся фостерных семьи. Дело в том, что довольно сложно получать информацию из тюрьмы. Ни опека, ни ФСИН не имеют права предоставлять нам информацию о том, какие дети останутся без попечения, а какие поедут в детский дом, потому что у этих детей есть мамы. Таким образом, эти дети не могут появиться в базах данных детей, оставшихся без попечения или отказников. И здесь наша задача «узнать» выполнима только тогда, когда мы поговорим с самими мамами. Поэтому мы сами добываем информацию напрямую из колоний."Волонтеры в помощь детям-сиротам" , – прим. редакции) . Наша программа фостерства ей очень интересна. Когда мы будем институализировать фостерство, то планируем тесно сотрудничать.

Еще мы думаем о сотрудничестве в рамках договора как по психологической поддержке, так и по воспитанию тренеров, психологов фостерных родителей для таких детей и по многим другим аспектам. На данный момент, поскольку нам надо уладить еще много бюрократических вопросов, мы работаем как волонтеры. Сейчас мы подготавливаем почву и ведем просветительскую работу. Для просветительской работы сделан, конечно, мизер. Снят один фильм. Мы ездим с ним по России и показываем. Я пишу об этом в средствах массовой информации. Коллеги об этом пишут. Но это же капля в море. Естественно, пока что нашу деятельность нельзя назвать огромной государственной программой. Честно говоря, я и не хотела бы, чтобы государство нам в этом сильно помогало. Ведь ничего хорошего пока в отношении детей государство не сделало. А здесь мы хоть немного спокойны. Есть материнские права, есть матери, не лишенные родительских прав. Мы очень многое можем сделать, если нам не мешать. Нынешняя активная законодательная помощь нам бы сейчас, cкорее, помешала.

Бесправие женщины в тюремной системе поражает: она не имеет возможности ни покормить, ни толком разглядеть своего малыша, ни восстановиться после родов. Женщину сразу отправляют обратно в СИЗО.

Дома ребенка есть при 13 исправительных колониях России. Женщин с детьми этапируют в те регионы, где дома ребенка есть.

Обычно женщинам не спешат отдавать малышей, первая встреча может состояться через неделю или даже через месяц.

В России корни системы «гулаговские», многое растёт оттуда. Система складывалась десятилетиями, меняется она с трудом.
Беременные женщины содержатся в исправительных учреждениях, где нет ни наблюдения, ни диагностики. В случае патологии сложно вовремя принять меры. Кормят их, по сути, баландой, такой же, как и всех. В жару спят в камерах на полу, чтобы прохладней было. Вот в таких ненормальных условиях содержатся беременные.

Это только «на воле» педиатр навещает малыша через две недели после родов, а затем регулярно наблюдает за его развитием. Тюремные дети такого внимания лишены.

Дети, которые родились в тюрьме формально не отбывают наказание, а значит невидимы для системы ФСИН. Они растут в экстремальных условиях тюремной системы. Лишены солнечного света, свежего воздуха, их окружают холодные стены и полы. Медицинского обеспечения и детских лекарств в СИЗО нет. Поэтому заболевших малышей сразу отправляют в городские больницы. С матерями новорожденных разлучают – это обычная порочная практика.

Детей, которые родились в колонии, которые воспитывались в условиях очень редкого общения с матерью или вообще без него, называют «серые цветы». В первый год жизни мозг человека растет необыкновенно сильно. Складываются основные параметры интеллекта. Причем интеллект бывает разных форм: социальный, эмоциональный. В это время формируется личность, а мама играет непосредственную роль в формировании этой личности в первые три года жизни. Это фундамент на всю жизнь. Отсутствие матери приводит к необратимым изменениям для растущего человека, его личности. Это проблема кричащая, ведь в нашем обществе даже мало задумываются о том, что происходит в колониях, где женщина родила ребенка, а его содержат в депривации. Что происходит с детьми в детских домах, знают уже все, об этом говорят и снимают фильмы. Что происходит с этими детьми, которые родились в местах заключения ?

«За время моего пребывания ни одна женщина не кормила грудью. Это самая распространенная и негуманная практика: женщину после родов уже через два часа увозят обратно в СИЗО или колонию, а ребёнок остается в больнице».

«Я рожала в 2002 году, думаю, мало с тех пор изменилось. Как только я заехала на тюрьму, беременная, они сразу предлагают аборт. Это обычная практика, для них мы - лишние хлопоты. Они давят, я отказываюсь. У меня два месяца срок, второй ребёнок. Двадцать восемь лет мне было, какой аборт? И при отказе они требуют подписать бумагу, что если я рожаю, то все вопросы финансовые беру на себя. Кормление там, одежду, все заботы о ребёнке. То есть, если он будет умирать с голода, а у меня не будет молока - это мои проблемы, а не вопросы тюрьмы. Прости, я нервничаю, когда всё это вспоминаю…»

«Вот смотри, тебе рожать. Они это пытаются сделать очень быстро. Всё, идут схватки, а они не вызывают машину. Потому, что везут-то тебя не на тюремной машине, а на скорой. С ней должен ехать конвой. Они понимают, что схватки могут длиться несколько часов, иногда до суток. И вот, пока по ногам у тебя кровь не потечёт, они не едут. Бывает, дают в руки какой-то груз, там камень, и заставляют тебя ходить сверху вниз, чтоб быстрее вызвать роды».

Тюремные ясли

Как заключенные рожают и воспитывают детей на зоне

Ирина Халецкая

Жизнь осужденных женщин, которые готовятся родить на зоне, сильно отличается от обычного режима. Их направляют в специальные колонии, где созданы условия для совместного проживания с ребенком. Таких в России всего тринадцать. Корреспондент РИА Новости побывала в одном из исправительных учреждений во Владимирской области.

Пятьдесят процентов наркоманок

В исправительной колонии № 1 в Головино центр совместного проживания действует с 2012 года. Идея была не новой: первый открылся в мордовской колонии № 2 для рецидивисток. Сейчас в тринадцати исправительных учреждениях осужденные матери и дети до трех лет могут круглосуточно находиться вместе.

Потребность же намного выше. По последним данным ФСИН, в стране свыше 500 заключенных отбывают срок с детьми, однако больше половины живут с ними порознь и видятся лишь изредка.

Контингент в ИК-1 особенный: во-первых, тут содержатся только «перворазы» — около 800 женщин с первой судимостью. Во-вторых, половина сидит по 228-й статье: сбыт и употребление наркотиков.

Еще 130 — за причинение телесных повреждений разной степени тяжести. Остальные — за кражу, мошенничество, убийство. Детей на зоне воспитывают 36 заключенных, но жить с ними разрешено только шестнадцати.

«Размножаешься в неволе»

Лилия Темасова — одна из тех, кому повезло. Ей 28 лет, последние шесть провела за решеткой.

В худшем случае осталось еще полтора года — если не выпустят по УДО (условно-досрочное освобождение). О том, как она здесь оказалась, Лилия говорить наотрез отказывается.

Но ее история по-своему уникальна: в колонии она родила второй раз, а первой дочери — Веронике — уже десять, перешла в третий класс. Родилась и выросла на воле.

Младшую сестру Сашу никогда не видела, но знает о ней и ждет дома.

Темасова признается, что воспитание на воле и за решеткой отличается как небо и земля. Со старшей она занималась сама, выбирала для нее кружки и секции, ориентированные больше на творчество.

«Когда уехала в колонию, дочка осталась с бабушкой и дедушкой. Они Веронику воспитывают по-другому: девочка поступила в гимназию с углубленным изучением иностранных языков, уже получила кучу разных дипломов. Грустно, но сейчас у нас с ней не такая глубокая связь, как с маленькой», — говорит осужденная.

«Я слишком давно здесь. За шесть лет прогресс шагнул настолько далеко, что мне уже не угнаться. Не понимаю и половины из того, что говорит дочка, а она-то в курсе всех последних событий. Для меня это лес. Остается кивать головой и соглашаться. Но дочка меня не стыдится, как это бывает у некоторых заключенных. Наоборот, пугает мальчишек, что «скоро у меня мама освободится — и все, вам крышка», — шутит Темасова.

Маленькая Саша постоянно при маме, ничего, кроме зоны, она не видела.

Лилия вспоминает, как за ней долго ухаживал друг детства, но без взаимности. А когда угодила за решетку, старый друг был одним из немногих, кто поддержал. «Много лет он за мной гонялся. Нагнал в колонии. Здесь я за него вышла замуж, тут от него забеременела. И мне было гораздо спокойнее вынашивать ребенка, нежели на воле, да и воспитывать тоже. Муж надо мной смеется, говорит: «Ты размножаешься только в неволе», — продолжает Лилия.

У матерей, живущих с детьми, свой распорядок. Утром просыпаются, будят ребенка, кормят, одевают и отводят воспитателям в детский сад, а сами идут в промзону на работу. В ИК-1 большое производство, где осужденные шьют зимние куртки.

На промзоне мамы работают только одну смену — до 14:00. И забирают из садика малышей.

«Потом делаем что хотим. Кто-то гуляет, кто-то учится, кто-то отправляется на лекцию, родительское собрание. Удобно, что пока мы работаем, с детьми занимаются психологи, логопеды, развивают моторику, помогают с социальной адаптацией», — делится подробностями собеседница.

Шестеро из сорока шести

В центре сейчас 16 осужденных. Пока это предел - больше мест нет. Но в колонии еще 20 желающих попасть на совместное проживание с детьми. Ждут очереди. Их заявления лежат в ящике стола начальника центра Татьяны Шишигиной. Она в колонии с 1986 года. По долгу службы ей приходилось общаться с самыми разными мамами.

«Мы идеализируем подопечных: для нас они все очень хорошие. На тяжесть статьи, по которой они попали сюда, я даже не смотрю», — признается она.

Хотя отдельных особ вспоминает до сих пор с ужасом. Например, девушку, которая попала в колонию за то, что задушила родную бабушку колготками. «Это я простить не смогла. Велела всем приглядывать за ней, чтобы она из поля зрения никуда не пропадала со своим ребенком. Таких вещей я предпочитаю не знать. Простить, конечно, следовало, но мне было трудно», — говорит Татьяна.

Когда женщина с ребенком освобождается из колонии, органы опеки на месте уже ждут, чтобы поставить ее на учет. Первые месяцы сотрудники опеки звонят Шишигиной, сообщают, как складывается судьба ее бывших подопечных.

И это, говорит она, основная головная боль: «Мне главное, чтобы мама не запила, не вернулась к наркотикам, не украла ничего. Рецидивы мы не лечим, а они, к сожалению, бывают».

Если смотреть на сухую статистику, все в пределах нормы. С 2012 года через центр прошло 46 матерей с детьми, сегодня 25 детей живут в полных благополучных семьях, порядка десяти матерей воспитывают в одиночку, некоторые малыши остались с бабушками. Однако шесть детей - в детских домах. Это значит, объясняет Шишигина, что мать снова совершила преступление и попала за решетку, а ребенка забрать некому.

«Есть женщины, на которых даже не подумаешь, — столько клялась, божилась, что выйдет и возьмется за ум. А через два года узнаю: сидит за торговлю наркотиками уже в другой колонии. Так много это или мало — шестеро из 46?» — задается вопросом Татьяна.

Любить ради «показухи»

Шишигина не раз сталкивалась с мамами, которые любят детей ради «показухи», но в центр совместного проживания они вряд ли попадут - не пройдут комиссию. Их дети так и живут в детском садике под присмотром воспитателей, а заключенные приходят туда в определенные часы ради галочки. «Просто в отряде ее заставили провести время с малышом. Садится в игровой комнате в сторонке, ребенок предоставлен сам себе. Вот такое бывает. Но, к счастью, подобных мамашек все меньше. Психологи и соцработники с ними контактируют, пробуждают в них материнские инстинкты», — объясняет начальник центра.