Дети, которых вы не рожаете. История одного усыновления. Опыт приёмных семей, усыновление, опека, патронат

«Соседи спрашивали, кто это. Я прямо отвечала: мы взяли мальчика. Чего тут стыдиться?» Три откровенные истории усыновления

В Беларуси шесть с половиной тысяч семей, которые усыновили детей. Многие из них до сих пор живут «двойной» жизнью, полагая, что скрывать тайну ото всех, в том числе и от самого ребенка, - это правильно. Однако в западных странах культура иная: детей все чаще принимают в семьи открыто. Неудивительно, что усыновители в Беларуси вынуждены быть осторожными: отношение общества к ним полно крайностей. Либо «о ужас, корыстные создания, взяли малышей ради льготного кредита», либо «о, эти святые герои с нимбом над головой, усыновили несчастных сироток». На самом же деле они ни то, ни другое. Onliner.by встретился с тремя семьями, чтобы прикоснуться к реальной жизни усыновителей и детей, которые стали друг другу родными.

«Когда нам впервые принесли Егора, няня сказала: „Смотри, это твои родители“»

Первый раз Олеся стала мамой почти десять лет назад. Данила был долгожданным мальчиком. А в 2014 году в семье появился еще один сын - Егор (имя изменено по просьбе героини). Годовалого малыша Олеся с мужем, Олегом, взяли из Дома ребенка. Почему они сделали это? Односложным ответом не обойтись.

- У меня было огромное желание еще раз стать мамой. Оно захватило меня полностью, все остальное ушло на второй план. Ты работаешь на кого-то, зарабатываешь деньги и тратишь их, день за днем одно и то же. А для чего все это? Для кого ты живешь? Вот какие вопросы задавала я себе, - искренне признается Олеся. - В какой-то момент пришло осознание, что есть дети, которые больше всего на свете нуждаются в родителях. Я безумно хочу стать мамой, а они с такой же силой хотят попасть в семью. Так что же мне мешает?

Мы с мужем обсудили мое желание усыновить ребенка и на некоторое время закрыли тему. Несколько месяцев каждый варился в своих мыслях. Я не хотела, чтобы он делал это ради меня или под давлением. Это должно быть обоюдное желание, потому что заставлять кого-либо в таких вопросах неправильно. Желание должно идти от сердца, иначе успеха не будет.

Я потихоньку почитывала форумы приемных родителей, усыновителей. Становилось понятно, куда нужно идти, какие документы собирать. Очень помогли видеоуроки для усыновителей, которые записывает ведущий программы «Пока все дома» Тимур Кизяков. Он приглашал специалистов, и они отвечали на самые тревожные вопросы: что понимать под диагнозами, которые вы читаете в медкарте ребенка; как реагировать, если приемный ребенок ворует, и так далее. Мои страхи развеивались. В конце концов, и родные дети порой воруют, болеют и все такое.

- А чего вы боялись больше всего?

- На самом деле меня тяжело напугать (смеется. - Прим. Onliner.by). Но если честно, я боялась, что не справлюсь. Мы же в ответе за тех, кого приручили. Когда ты решаешь рожать своего ребенка, то осознанно идешь на зачатие. С Данилой я все планировала, готовилась к беременности, правильно питалась, соблюдала режим. Здесь же тебе дается ребенок с особенностями. Кусок жизни у него уже пройден - и пройден не самым счастливым образом. Как обойтись с этим? Я ведь хочу, чтобы он рос здоровым, развитым, счастливым мальчиком. Меня страшили последствия: что ждет нас годы спустя? Но это, в конце концов, пугает всех родителей. У любой мамы бывает такой день, когда она думает: «Боже мой, все плохо! Ничего не получилось! Я его растила-растила, а он на меня накричал и дверь захлопнул!» С приемными детьми так же.

Честно признавшись в своих страхах и выяснив, что бояться - это нормально, Олеся и Олег стали собирать документы. Желание родителей взять в семью ребенка - это прекрасно, но подходят ли они для этой роли? За один месяц государство должно проверить материальную и моральную готовность потенциальных кандидатов. Есть ли у них жилье? Зарплата нормальная? Здоровье крепкое? И наконец, пожарный извещатель имеется? Затем обязательные психологические курсы - их проводит как Национальный центр усыновления , так и социально-педагогические центры по всей стране.

- Хотя и нужна большая стопка документов, на самом деле все эти критерии легко выполнимы, если речь идет о нормальной, благополучной семье. А психологические курсы в Национальном центре усыновления - вообще отличная вещь, они по-настоящему помогают. Нам очень повезло со специалистом, который их проводил. Сначала я не понимала, зачем нам рассказывают такие жесткие вещи о жизни детей в детдомах. К чему эти фильмы и книги, которые описывают психологический портрет сирот без прикрас? Нам не говорили: «Все будет хорошо, вы справитесь», - а показывали сложные ситуации. Во время обучения я читала книгу о девочке, которая подвергалась насилию, а потом ее удочерили. Волосы на голове начинали шевелиться… Со временем мне стало понятно: справимся, мы ведь взрослые. В конце концов, кто, если не мы? Сейчас я считаю, что курсы проводились правильно. Нам говорили честные вещи, а не формальное «Все будет хорошо», - объясняет Олеся. - С другой стороны, я не хотела бы демонизировать детей из детдомов. Рогов и хвоста у них нет - люди как люди. Допустим, в нашей семье один ребенок биологический, а второй - усыновленный. Давайте возьмем наш школьный класс. Есть дети, которые живут с отчимом или мачехой. Кого-то воспитывают бабушки. Есть ребята из неполных семей. Некоторые имеют родственников с особенностями. Я не думаю, что у них жизнь намного легче, чем у нашей семьи. И если снять корону, сойти с пьедестала, то становится понятно: у каждого свои проблемы, идеальных семей нет. Не нужно тыкать в людей палочкой. Попробуйте быть добрее друг к другу.

Да, в нашей стране сиротство по большей части социальное. Редко встретишь в детдоме ребенка, который оказался там потому, что родители умерли. Скорее всего, они попали в беду. Многие люди считают, что с ними такого не произойдет. Но ведь каждый может оказаться на этом месте. До него буквально пару шагов.

Вопрос, который часто задают приемным родителям, - «Как вы выбрали ребенка?». Почему-то все ждут ответа про любовь с первого взгляда, а ведь даже мужа и жену мы за одну встречу не выбираем, что уж говорить о детях. Кандидатам на усыновление, то есть тем, кто собрал все документы и прошел отбор, дается возможность встретиться с несколькими детьми. Вот и прими решение всей жизни, когда нельзя надеяться ни на «звонок другу», ни на «помощь зала». А тут еще диагнозы разной степени тяжести - они есть практически у всех детдомовских ребят… Точного ответа, как выбирать ребенка, нет. Каждая семья делает это по-своему.

- Когда нам впервые принесли Егора, ему был год. Няня, которая держала его на руках, открыла дверь и сказала: «Егор, смотри, это твои родители». У меня холодок пробежал по спине. Мы же тогда еще были просто тетя с дядей, могли развернуться и уехать, а тут ребенку сразу говорят: твои родители. Дальше начались душевные муки: это он или нет? Может, где-то еще ждет наш малыш?.. В итоге оказалось, что прозорливая няня была права. Через месяц мы забрали Егора домой.

Наше привыкание друг к другу происходило плавно и медленно, не по щелчку пальцев. Егору, наверное, пришлось сложнее: у него же вообще не было опыта жизни в семье, представления о том, что рядом постоянно могут находиться двое небезразличных взрослых. Потихонечку мы отогревали ребенка. Я знала, что ему нужно пройти все стадии нормального развития, как если бы мы только что забрали малыша из роддома. Мы показывали, что на любое его проявление есть реакция, учили сына выражать эмоции и просить о помощи. Я осознанно качала годовалого Егора на руках все время, чтобы восполнить дефицит телесного контакта. И потихонечку он прожил «младенческий период». Отказался от укачивания перед сном, начал выражать привязанность. У него появился новый опыт: «Если мне будет плохо, родители придут».

Олеся и ее муж - одни из немногих родителей, которые считают правильным открытое усыновление: никаких тайн и сказок. Полгода проходить с подушкой под майкой, изображая беременность, - это не их история.

- Наше окружение реагировало на внезапное появление ребенка по-разному. Соседи могли спросить: «А кто это?» Я отвечала прямо: «Мы усыновили мальчика». Конечно, это не самый приятный разговор. Бывает, люди начинают дико стесняться, опускают глаза в пол, извиняются, когда слышат об усыновлении. Хотя чего тут стесняться? Это факт нашей жизни. Мы счастливы, у нас все хорошо - зачем вы извиняетесь? От друзей я не скрываю: да, наш мальчик усыновленный, это не тайна. С родителями нам повезло: они приняли Егора и очень его любят. Хотя я знаю другие истории усыновителей, когда бабушки-дедушки принимали детей в штыки.

Часто спрашивают: «А как же гены, ты не боишься?» Слушайте, давайте каждый возьмет и проанализирует историю своей семьи. Что, у всех бабушки-дедушки-тети-дяди голубых кровей? И не пил прямо никто?

Моя позиция такова: нужно честно говорить об усыновлении и ребенку, и окружающим. Зачем врать? Ложь означает, что ты стыдишься, что-то скрываешь. А чего тут стыдиться? К тому же ребенок и так знает все, что он пережил. Даже если не осознает, не помнит деталей, в душе он чувствует, что с ним произошло. Да, это нечто сокровенное, а многим не хватает учтивости. Воспитатели в детских садиках и учителя в школах вешают на усыновленных детей ярлыки. К сожалению, в нашей стране подобное существует.

Но все эти сложности - такой маленький процент по сравнению с радостью, которую ты получаешь! Чувствовать, что ты мама, наблюдать, как ребенок растет, слушать его шуточки, смотреть, как два сына ругаются и мирятся между собой, - это и есть счастье.

В 2015 году Олеся с мужем оказались в числе активных участников первого в Беларуси фестиваля семей усыновителей. В этом году они собираются повторить этот важный опыт.

«Никакой это не подвиг, а простая человеческая потребность - давать свою любовь»

Наталья и Дмитрий придерживаются более традиционных взглядов. 50-летние супруги уважают «тайну усыновления», стараясь не афишировать перед посторонними, что появившаяся в семье девочка - это не их биологический ребенок. Корреспонденты Onliner.by с пониманием отнеслись к просьбе героев не снимать лица на камеру.

- Мы не храним тайну, это невозможно. Нашей Анечке было почти 6 лет, когда ее удочерили, поэтому знают не только родственники и близкие друзья, но и соседи, коллеги, знакомые. Такое не утаишь. Мы просто не афишируем это. Если посчитаем нужным рассказать кому-то из новых знакомых, мы это сделаем.

Спустя полгода мы отвели Анютку в танцевальную студию. Недавно педагог мне сказала: «Ваш ребенок хуже всех». Что же мне, говорить: «Ой, это удочеренный ребенок, он не наша кровиночка»? И тогда нас пожалеют и посочувствуют? Я сказала педагогу: «Спасибо. Мы будем работать и стараться». Хотя одна из знакомых усыновительниц говорила по этому поводу так: «Пусть знают. Если что не так - мы ж ни при чем, не виноваты. Это гены». Удочерив девочку, мы осознанно взяли на себя ответственность и за нее, и за ее гены тоже, - говорит Наталья.

На фестивале усыновителей в 2016 году

- В браке мы уже 26 лет. С детьми у нас не сложилось. А я всегда очень хотел ребенка, почему-то именно девочку. Это была моя мечта. Столько лет не получалось, и вот наконец «Снегурочку состругали», - смеется Дмитрий. - Я очень доволен. Даже чувствую иногда, что излишне балую дочку, но ничего не могу с собой поделать.

- В течение долгого времени у нас не возникало мыслей об усыновлении, более того, своей маме, которая просила, чтобы мы взяли ребенка из детского дома, я говорила, что этого не будет никогда. Впервые мы с мужем заговорили об усыновлении после того, как в Гродно удочерили ребенка наши знакомые, причем люди нашего возраста. Это стало толчком. В итоге мы пришли к непоколебимому решению: да, мы хотим усыновить ребенка. И надо сказать, что биологические родители нашей девочки тоже возрастные, - добавляет Наталья.

- Первый раз мы встретились с Анечкой в детском доме. Она выбежала на улицу и сразу пошла за нами. А на прощание спросила у меня: «Ты еще придешь?» Я стояла и не знала, что ответить… Мы уезжали на неделю, а как только вернулись в Минск, сразу поехали в детский дом оформлять патронаж. Анечка увидела нас, побежала навстречу, расставив руки. В первый же день мы отправились покупать ей новые платьица, и она, стоя в очереди, спросила меня: «Мамочка, а где наш папа?» Вот так, мы были не «тетей» и «дядей», а сразу стали «мамой» и «папой». Наверное, она поняла, что нет у нас лишнего времени, мы готовы быть родителями уже давно. В тот день дочка не могла заснуть до глубокой ночи, малышку мучил тот же вопрос, который вы сейчас задаете мне: почему мы выбрали именно ее? Я объяснила Анечке: «Мы хотим быть твоими новыми родителями, заботиться о тебе, чтобы ты жила в семье и у тебя были мама и папа. Мы очень долго искали свою доченьку и рады, что ты нашлась». Документы в суд на удочерение мы отнесли через неделю, - вспоминает Наталья.

Аня удивительным образом похожа на Дмитрия, словно родная дочь. У них даже группа крови одинаковая. «Никому не говорите, что не ваша. На фото - одно лицо!» - заметила судья, когда решался вопрос об удочерении. Немудрено, что девочка выбрала папу своим любимцем. Он - «главный по игрушкам», носит дочку на руках, а мама отвечает за вещи более «скучные», но полезные: чтение, постановку звуков, чистописание. Ни один вечер не обходится без совместной сказки на ночь.

- Перед Анечкой открылся огромный мир за пределами детского дома. Она не понимала, что это за свободный город, где бегают собаки и ездят автомобили. Малышка боялась и шума пылесоса, и кофемашины, и бегущей из крана воды… Пятилетняя Анечка спотыкалась, с открытым ртом смотрела по сторонам, а я крепко держала ее за руку, даже думала о том, что у дочери нарушена координация движений, - описывает первые месяцы Наталья.

- Для Анюты естественно говорить о том, что раньше у нее была другая мама, вспоминать детский дом. А мы, честно говоря, сразу не знали, как на это реагировать. Но сейчас уже свободно обсуждаем с дочерью тему усыновления. Мы с женой договорились, что никогда не будем говорить плохо о биологической семье Анюты. Но я против того, чтобы в школе знали ее историю: не хочу, чтобы дочку дразнили, - говорит Дмитрий.

- И я не хочу, чтобы кто-либо случайно в разговоре бестактно ранил душу ребенка. Полагаю, будет правильно дождаться того момента, когда Анечка сама решит, что и кому говорить. Это ее право - рассказывать о том, что она приемная, или молчать. Мы не будем решать за дочь. Подчеркиваю: выбор за ней. А мы будем стараться защищать Анютку от ненужного внимания к тому, каким образом она появилась в нашей семье, - объясняет Наталья. - В то же время для меня важна открытость - в том смысле, в котором я ее понимаю. Например, я выступаю за то, чтобы на фестиваль усыновителей могли приехать семьи, которые только задумываются об усыновлении. Например, моя знакомая, которая сделала уже восемь ЭКО и отчаялась забеременеть, обсуждала с мужем возможность удочерения. Если на фестиваль приедет такая семья - это и есть открытость. Но пропаганда и агитация в таком вопросе лишние. Как я могу уговаривать людей? «Ну усыновите ребенка! Пожалейте сиротку!» Нет. Здесь должна возникнуть внутренняя, душевная потребность. У нас 25 лет такой потребности не было.

Я считаю, что каждый должен прийти к усыновлению сам. Это действительно очень ответственный и серьезный шаг - не игрушку купить. Почему-то многие люди думают, что усыновленные дети должны быть благодарны и ходить по струнке. Это не так. Дети ничего не должны. Спустя недели три наша доча стала «прощупывать» нас и определять границы дозволенного. Были и крики, и плач, и топанье ножками, и сжатые кулачки. Здесь нам очень пригодился жизненный опыт.

- Иногда на приеме в поликлинике врач, например, говорит: «Боже, как приятно, что есть еще у нас в стране такие самоотверженные семьи!» Мне странно слышать это, потому что усыновление нужно в первую очередь нам самим. Никакой это не подвиг, а простая человеческая потребность - заботиться о ком-то, дарить свою любовь. Мы не брали в семью ребенка с целью помочь государству или снять с правительства социальную нагрузку. Нет! Это исключительно личная потребность. Наш дом наполнился детским смехом, Анютка за восемь месяцев очень изменилась, мы можем говорить о ней часами. Это и есть радость, - подводит итог Наталья.

«Я злился и завидовал семьям, у которых есть дети»

Ольга и Александр стали родителями 3 года назад. Просто в какой-то момент решили, что устали быть вдвоем: 11 лет вместе - хотелось с кем-то разделить свою жизнь. Так в семье появился полуторагодовалый Никита. Решение об усыновлении было непростым, но, судя по всему, честным по отношению к себе и к мальчику.

- Почему мы усыновили ребенка? Да все просто. Банальная физика. У нас не было возможности самим стать родителями, поэтому приняли такое решение. Три с лишним года назад знакомая записала нас на подготовительные курсы в Национальный центр усыновления. Услышав и увидев все собственными глазами, мы окончательно решили, что Новый год - 2014 хотим встретить втроем, - вспоминает Александр.

- Детей мы хотели всегда. Это казалось совершенно естественным - ощутить опыт родительства, - подключается к разговору Ольга.

- Для меня это было так же важно, как и для жены. Признаюсь, я даже злился и завидовал тем парам, у которых есть дети. У меня ведь ребенка не было… Никиту мы привезли домой 4 января. Хотели успеть оформить усыновление и вместе отпраздновать Новый год, ведь мы привязались к мальчику за время встреч в Доме ребенка, видели, как ему там плохо. Но с нашими чиновниками вышло как всегда. Мне и ругаться приходилось, и проблемы решать. Например, инспектор в отделе образования несколько раз теряла наши документы, а ведь там внушительный список бумаг. В Дом ребенка мне тоже приходилось приезжать не раз, чтобы наконец-то решить ситуацию с «отдающей стороной», это была серьезная нервотрепка. В суде понадобилось долго объяснять, зачем нам вообще нужно усыновление. Мол, живете же хорошо - к чему вам «неблагополучный» ребенок? Почему так быстро решили усыновить, не ходили к Никите несколько месяцев? Приходилось буквально «образовывать» судью по части того, как устроена психика ребенка без взрослого и почему каждая встреча для малыша - очередная травма привязанности и потеря доверия к людям.

Только Национальный центр усыновления - приятное исключение в этом вопросе. Там мы получили поддержку и помощь в виде совета. А в целом такое чувство, что никто в нашей стране в усыновлении не заинтересован.

Скоро будет фестиваль семей усыновителей «Родные люди» . И мы очень за него радеем, потому что основная цель фестиваля - повысить имидж усыновления. Наглядный пример - те же Штаты, где взять ребенка из детдома - это хороший тон. А у нас - непонятно что. Поступок «как бы хороший», но смотрят на тебя искоса. Пренебрежение к сиротству и усыновлению существует, - констатирует Александр.

Несмотря на формальные трудности, Ольге и Александру удалось достичь своей цели. В декабре 2013-го суд официально признал их родителями Никиты.

- И понеслась! Первые полтора месяца я вообще почти не появлялся на работе. Поскольку руковожу маленьким бизнесом, мог себе такое позволить. Это были месяцы на адреналине. Сейчас, постфактум, я все хорошо понимаю. Мы с женой не видели проблем. Нам было море по колено. Например, только сейчас, разглядывая фото, мы видим, какой Никита был дистрофично худой после Дома ребенка. Тогда мы этого не замечали. И множество подобных моментов, проблемы со здоровьем казались нам чем-то несущественным, - вспоминает Александр.

- Откуда-то брались на все силы! - смеется Ольга. - Это было время контрастов: невероятно тяжело днем, а ночью, когда малыш засыпал, - ощущение огромного счастья. Очень повезло, что наш сын сразу принял нас и доверился. Никита - открытый мальчик. Я догадываюсь, что во многом это заслуга нянечки в Доме ребенка, которая часто брала его на руки. Никита был ее любимчиком и благодаря этому не потерял доверие к людям. Меня с мужем он принял очень хорошо, буквально сразу, хотя в Доме ребенка это назвали явным нарушением привязанности. Но мы буквально влюбились в малыша, и все минусы, о которых говорили сотрудники учреждения, нам казались плюсами. Решение об усыновлении было стойким.

В первые месяцы Никита совсем не отпускал меня, висел на руках. Обычно в полтора года мальчики уже ходят, исследуют окружающий мир, а нашему малышу хотелось все время быть на руках у меня или у Саши. Новая обстановка вызывала у него страх и тревогу. Укладывание спать каждый раз было для нас настоящим подвигом: малыш не мог и лежать рядом с нами, и находиться в своей кроватке один. Мы думаем, его охватывал страх, что «я усну, а мама в это время исчезнет». Укачивали по два часа на руках, пока не уснет, перекладывали в кроватку и выбегали из комнаты. Ни коляска не помогала, ни что-либо другое. Нахождение вне наших рук вызывало страх и панику. Мы даже задавались вопросом: а бывает ли такое явление - чрезмерная привязанность?

- Пусть Никита маленький, но он человек. Он все понимает, чувствует, помнит. Как ни удивительно, в свои 5 лет он уже четко знает, что его усыновили. Хотя и не все может себе объяснить. Конечно, внутри у него столько боли и обиды на мир, что малыш начинает злиться, проявлять агрессию. Ведь он не знает, откуда эта боль, почему ему так плохо на душе. Это обычная история с приемными детьми. Поэтому да, Никита «сложный» ребенок. «Неудобный». Чувствительный. Требовательный. Он все очень хорошо помнит. Сам задает непростые вопросы, на которые нужно отвечать. И в этом случае нет ничего лучше правды. Мы решили не выдумывать никаких историй, а честно говорить Никите об усыновлении, - объясняет свою открытую позицию Александр.

Человеческая психика устроена таким образом, что, к сожалению, травма брошенности останется с ребенком из детского дома на всю жизнь. Даже сейчас одна из самых любимых игр Никиты - это забота об игрушечных младенцах. Он может принести малыша и сказать: «Мама, посмотри, он лежит один. Пожалей его, пожалуйста!» Это способ снова и снова переживать свое горе, пытаясь изменить сценарий.

- Я объясняла Никите все, что произошло с ним, через сказку. Рассказывала, как жил на свете один малыш, рос в домике с другими детками, его воспитывали тетеньки, а потом пришли мы с мужем и забрали его к себе. И больше мы малыша никогда не бросим. «Ты можешь бить, кричать, злиться, но мы тебя не оставим», - вот что говорила я сыну. Потом Никита полюбил слушать сказку про потерянного мишку, которую я тоже придумала специально для него. Так он и рос с осознанием того, что появился в нашей семье не с самого рождения. Сейчас, в свои 5 лет, он только начинает понимать, что младенцы рождаются из маминого животика. В его версии мира до недавнего времени дети появлялись из детского домика, - объясняет Ольга.

Проблем с реакцией окружения на усыновление практически не было. Александр и Ольга честно рассказывали близким о своих радостях и сложностях - куда же без них. В итоге одна пара друзей тоже решилась на такой шаг - взять ребенка из детского дома.

- Посмотрите, какой Никита чудесный! Абсолютно наш, родной! Я сейчас не представляю другого ребенка. Это стоит всех трудностей - видеть, быть причастной к тому, как расцветает маленький человек, - убеждена Ольга.

- В то же время нельзя недооценивать историю нашего сына и его внутренние переживания, которые отражаются на всей семье. Не хочу вам говорить, мол, усыновление - это сплошное блаженство. Нет. Например, когда я вижу подавленное настроение Никиты, начинаю думать. Как вести себя? Как правильно воспитывать? Что будет дальше? Это сложно, - признается Александр. - Нам повезло: мы окружены компетентными людьми - начиная от директора Национального центра усыновления Натальи Поспеловой (первое время мы каждый день звонили ей с вопросами, уложив Никиту спать), семейного психолога Ольги Головневой и заканчивая главным детским неврологом Минздрава Леонидом Шалькевичем.

Однако в целом наше общество не понимает усыновления. Если ты пришел в семью не так, как остальные дети, то в школе навесят ярлык «детдомовец», с которым придется жить до конца. Но я за своего Никиту не боюсь: он отпор даст. А если надо будет, я сам приду и за сына вступлюсь! Но все равно это негатив, с которым приходится сталкиваться. Я знаю несколько историй, когда усыновители, выступавшие за гласность, изменили свою позицию из-за жестокости школы.

- Усыновление - это естественный путь. Почему суррогатное материнство считается чем-то нормальным, а ребенок из детдома - нет? Участвуя в

Однажды приемные дети, как, впрочем, и родные, становятся взрослыми. Взрослый человек осознаннее воспринимает ситуацию усыновления или удочерения, способен проанализировать свою жизнь в приемной семье. Именно поэтому редакция портала «Я-родитель» обратилась ко взрослым, детство которых прошло в приемных семьях. Герои нашего нового материала не только рассказали о том, как сложились их судьбы, но и дали советы тем, кто только собирается взять в семью приемного ребенка.

Екатерина Семенихина, 30 лет.

«Я попала к приемным родителям, когда мне было семь лет. Как вы понимаете, я прекрасно помнила своих кровных родителей. Они тоже были неплохими людьми. Никаких ужасов – никто меня не бил и не морил голодом. Просто отца посадили на 5 лет за последствия какой-то драки, а мама начала пить. Так как кровных родителей ненавидеть было не за что, я начала по ним скучать. Из-за этого я постоянно закатывала истерики в своей новой семье. Я вечно была всем недовольна и даже не пыталась наладить с ними контакт. Постоянно писала письма папе. Как потом выяснилось, отвечала на них приемная мама, а не мой родной отец. Все это продолжалось лет до десяти, пока папа не вышел досрочно. Я потребовала, чтобы меня отпустили жить к нему. И почти сразу поняла, насколько я была не права, когда не ценила свою новую семью. Отец, которого я помнила веселым и молодым, стал злым пьющим мужчиной, много ругался матом. Через два дня я вся в слезах позвонила приемной маме, попросила, чтобы она меня забрала и уже потом стала совсем иначе себя вести и с ней, и с неродным отцом.

Сейчас у меня двое своих детей, муж. С кровным отцом мы не общаемся, мама давно умерла. И сейчас я понимаю, что моя долгая адаптация была связана еще и с тем, что меня очень щадили. Придумывали вокруг меня мир, где несправедливые люди забрали отца в страшное место, а родная мама заболела от горя. Это было не так. И в семь лет я уже могла бы это понять.

Тем, кто хочет взять ребенка из детского дома, хочу дать верный совет – разговаривайте с ребенком, говорите ему правду без утайки, и не позволяйте себе жалости. Жалость для брошенного ребенка – средство манипуляции, но не средство выхода из эмоционального тупика».

Ольга Петренко, 21 год

«Я не знала, что меня удочерили. Бабушка рассказала, когда мне было уже пятнадцать лет. Для тех, кто боится дурной , сразу скажу – я росла совершенно обычным ребенком. Закончила музыкальную школу, в средней школе была хорошисткой, после девятого класса ушла в медучилище. Когда узнала правду о себе, я начала искать приемных родителей. И моя мама на меня обиделась. Перестала разговаривать со мной. Пятнадцать лет – это не очень много. Я тяжело переживала отчуждение человека, которого всегда считала родным. Мы пережили этот период, но не сразу. И вот, что я хочу сказать всем приемным родителям – то, что дети хотят найти своих кровных маму и папу – это нормально. Лучше помогите им, поддержите в поисках. Оставайтесь родными до конца. Искать свои корни, изучать историю своей крови – мне кажется, это заложено в нас чуть ли не на генетическом уровне. Я нашла свою родную маму, отца. Встретилась с ними. Я ничего не почувствовала к этим людям. Просто несчастные мужчина и женщина, которые в молодости наделали ошибок. Сейчас мне не хочется им звонить, но я делаю это через силу. Потому что они тоже моя семья. Но самые любимые и важные для меня люди – это мама и папа, с которыми меня не связывает общая кровь».

Антон Рыженков, 44 года

«Меня усыновили, когда мне было уже 13. Таких редко берут, но меня взяли. В большой деревенский дом. К этому времени я был совершенно разбалован в детском доме, как бы это странно не звучало. Меценаты и спонсоры жертвовали нам одежду, игрушки, технику. Не в каждой семье у ребенка есть такие блага, которые были у нас в детском доме. У меня к тому же была еще и «гостевая» семья. Пожилые супруги, которые брали меня на выходные, баловали хорошей едой и всякими приключениями – поездки, зоопарк и прочее. Я бы ни за что не ушел добровольно из детского дома, но его собирались расформировывать. Неизвестность пугала, и когда тетя Таня и дядя Олег пришли со мной знакомиться, я согласился. В деревне надо было работать. Ничего особенного – просто помощь взрослым по хозяйству. Но я сам ничего не умел. А то, что мог сделать – делать ленился. Сейчас так стыдно. Но мой приемный отец – молодец. Он увидел, что мне интересно работать по дереву, обучил меня всему, что знал сам и постоянно поддерживал, хвалил. Сейчас этой мой бизнес – беседки делаю красивые, оформляю террасы. Я считаю, мне просто повезло. Сейчас у нас с женой трое приемных детей. Своих Бог не дал. И я считаю, что самое главное, что вытащит даже самого – это любимое дело. Не надо навязывать. Надо наблюдать и смотреть, что интересно ребенку. Приемным детям не нужна жалость, подарки, деньги. Не надо воспринимать себя, как волшебника. В обычном мире этих самых волшебников нет, и если хотите блага для человека, за которого вы теперь ответственны – воспитывайте его. Будьте строже, держите своё слово. Не давайте ребенку сидеть на месте и пользоваться вами. Все это не мешает любви, но помогает вырастить человека».

Журнал "Домашний очаг", май 2018.

Марина Трубицкая 22 года назад узнала, что ее усыновили, а 10 лет назад создала «Сообщество взрослых усыновленных» в надежде, что это поможет ей и другим приемным детям разобраться в произошедшем в их жизни.

ЧТО БЫЛО ВНАЧАЛЕ

Началось все, наверное, с любви и с горя. Несколько поколений назад, в 30-е годы, многие крестьянские семьи, чтобы спастись от коллективизации и голода, уезжали на Дальний Восток, вербовались на стройку железной дороги. Так, на станцию Облучье, возле Биробиджана, приехали семьи моих дедов и прадедов. Там у бабушки Акулины и деда Данила в 1940 году родилась дочь Раиса, а после войны, в 45-ом, сын Николай, в 48-ом – Владимир, а в 54-ом младшая – моя мать Надежда.

Когда Надежде было 14 лет, случилась беда. После ссоры с женой ее отец ушел из дома и лег под поезд.

Говорят, это очень сильно ударило по Наде, и с тех пор все пошло не так. Время шло, Надя повзрослела, встретила моего отца Юрия, родилась я, а через год – мой брат Коля. Образцовой семья не была, были ссоры, алкоголь, драки.

В моей памяти картины: мы с Колей прячемся под столом, в дверном проеме угрожающая фигура отца, страшно.

Пустой дом, я одна на кровати, прорвало трубу, прячусь под одеялом, грызу луковицу. Мать в ванной смывает кровь с руки. Мать сидит на кровати, плачет, мы с Колей ее обнимаем. А потом в память врезается, как я падаю из окна второго этажа, кричу на земле, ко мне бегут врачи. Вот так, из-за недосмотра за нами, я оказываюсь в больнице, а на семью обращают внимание органы опеки.

В эти первые годы нашей с Колей жизни без матери много помогала ее старшая сестра Рая, часто забирала к себе, хотя у нее самой было трое детей. Но в тот год случилась еще одна беда, и опять на железной дороге. Муж Раисы попал под тепловоз, и прошел год, прежде чем он смог вставать. Законы тогда были более суровые, чем сейчас.

Нас с Колей забрали в детский дом, а Надежде и Юрию дали по два года колонии за тунеядство.

Тетя с детьми и с тяжелобольным мужем на руках не смогла нас забрать к себе, и нас с братом из больницы увезли по разным городам – меня в дошкольный детский дом во Владивосток, а Колю – в дом ребенка в Уссурийске. В сентябре того же года у родителей родилась еще одна дочь – Людмила, и ее тоже отправили в Дом ребенка. Усыновили нас три разные семьи.

«ЭТО ТВОЯ МАМА»

Кровная бабушка Акулина и мама Надежда, 1959 год, станция Облучье

Воспоминания о жизни до детского дома у меня остались, но никто мне не объяснял, что они означают, что со мной произошло. Проходит год в детском доме. Однажды меня за что-то наказали, я стою в углу. А потом подходит воспитатель, дает мне конфету и говорит: «Приходила твоя мама и сказала, что тебя зовут не Рита, а Марина». Я поделилась новостью с товарищами по группе, но они не верят и смеются.

Мама меня навещает, дарит куклу, дети ее ломают. Что так начинается усыновление, я не знаю, таких слов не говорится. Просто говорят, что это моя мама.

Как-то в весенний день в детский дом приезжает и папа. Папе предлагают погулять со мной во дворе. Так он со мной знакомится, и с этого дня мы постепенно становимся родными людьми. Папа не может спокойно смотреть на мой жалкий вид, худобу и доверчивость, прячет слезы. Так получилось, что в тот день мои новые мама и папа заехали в детский дом с кем-то из коллег из системы образования и управления детскими домами. Посмотрев на нас, родителям вдруг сказали: «А что тянуть, сейчас и забирайте». Отдали меня из детского дома «под расписку», в наше время это называется предварительная опека.

Воспитатели достали со шкафа и вручили мне на память куклу Наташу. Так мы и уехали, а усыновление дооформили позже.

С того дня у мамы сохранились мои детдомовские ботиночки и оранжевая байковая кофточка. На следующий день им нужно было идти на работу, папа договорился, чтобы меня приняли в садик, но неожиданно выпал снег, одежды и обуви по размеру в доме не было, мама надела мне свои перчатки, и папа нес меня в садик на руках. После обеда уже мама что-то для меня купила и переодела.

Помню я с тех времен не так много. Мне было тоскливо в детском саду, но работа преподавателя позволяла маме забирать меня пораньше.

Мама говорила, что я много плакала по всевозможным поводам. Например, из-за того, что у папы на тарелке картошки больше, чем у меня. А потом наоборот – потому что у меня больше, чем у папы.

1982 год, Марина в 7 лет в детском саду

Так я стала расти в семье преподавателей истории и английского. Сначала маме говорили, что я отстаю в развитии и впереди вероятна коррекционная школа, но эти проблемы постепенно решились. Помню, с какими рыданиями я училась читать и как потом распробовала это дело и уже не могла оторваться от книг. Помню, как папа мне читал стихи Есенина, а я говорила, какие нравятся мне. Самые запомнившиеся мне сказки на ночь от папы и папиной сестры – рассказ про восстание на броненосце «Потемкин» и увлекательный пересказ сюжета «Песни о вещем Олеге». Мама с моих первых дней дома записывала мои смешные и трогательные слова и фразы. Теперь их перечитываю и возвращаюсь в то время.

6 лет

– Мама, если ты погибнешь, я тоже умру. Я без тебя жить не буду.

– Мама, а папа меня не воспитывает.

– Почему?

– Потому что он меня никогда не ругает. Все время шутит и шутит, а воспитанием не занимается совершенно.

7 лет

– У нас в классе всех детей кто-нибудь бьет: или мама, или папа, а меня никто не бьет.

8 лет

– Папа меня воспитывает совершенно неправильно, но мне очень нравится.

Учительница начальных классов как-то на уроке комментировала ведение «дневников природы», «словариков» и помощь в этом родителей. «Вот у Марины мама очень хорошо все делает». А я руку поднимаю:

– А вы видели, какие у моей мамы красивые глаза?

Помню прогулки с папой по городу, с рассказами об истории. Помню, как однажды ожил купленный замороженный карась, и мы с папой в пакете отнесли его за город и выпустили в озеро.

А что же со всем тем, что было до детского дома? Ведь я многое помнила и не знала, что значат мои воспоминания. Про детский дом родители мне говорили, что это был круглосуточный детский сад, пока они были в длительной командировке. А на вопросы о странной семье, в которой я жила до этого, ответов не было. Я не помню, но мама говорит, что лет в 11 я обвинила их в том, что они сдали меня в детский дом. Могу представить, как им было горько это слышать. Но ответы не находились, и раз так, я, наверное, сама задвинула все это непонятное куда-то подальше от осознавания. Пока однажды все это «с грохотом» не вывалилось.

НАХОДКА

В 21 год я нашла дома письмо, в котором мамина подруга поддерживала ее в желании усыновить ребенка из детского дома, приводила историю их общих знакомых. И все бы ничего, если бы по дате письма не оказалось, что оно написано в месяц моего рождения. От мысли, что этим ребенком из детского дома могу быть я, волосы встали дыбом. Этого не может быть! Но, с другой стороны: а как еще объяснить это письмо? И тут же вспомнилось, что у меня нет детских фотографий до 5 лет, хотя папа с молодости много фотографировал.

Пришло в голову достать коллекцию открыток. До 80-го года никто в письмах не обращается ко мне, а с 80-го уже говорят о нас троих.

Три дня меня трясет, и я еду к маминой сестре. Она прекращает мои мучительные сомнения и подтверждает – да, ты из детского дома.

«Что ты рыдаешь? Могла там и остаться». На вопрос «А мальчик Коля, которого я помню, – мой брат?» – тетя отвечает утвердительно.

ТАЙНА УСЫНОВЛЕНИЯ ОТКРЫЛАСЬ

Итак, больше сомнений и неопределенности нет, и меня разрывают странные ощущения. С одной стороны, я почему-то чувствую острое счастье. С другой – я не могу поверить в реальность этих фактов, не могу это понять и принять. И это принятие и понимание занимает у меня долгие годы.

Как совместить, что я одновременно девушка «из хорошей семьи» и ребенок из семьи алкоголиков? Неужели это обо мне? Что я знаю об алкоголиках?

Что это опустившиеся люди, от которых лучше держаться подальше. Но это мои родители, я от них произошла! И что во мне от них?

Первая встреча с братом Николаем после раскрытия тайны усыновления, 1999 г.

Так я начинаю долгий-долгий и болезненный путь понимания и принятия и себя и своей кровной семьи. Сначала я узнала собственное имя, имя брата и родителей. Брата я нашла через 2 года. Законным образом я его найти не могла, но мне очень повезло, мне в госорганах пошли навстречу, и к его приемным родителям пришли из органов опеки с сообщением обо мне. За ними было решение – говорить ли про меня Коле. Я понимаю, как это может быть страшно – сказать и не знать, что будет дальше.

Не каждый усыновленный принимает раскрытие тайны во взрослом возрасте. Многие слышали истории о том, как после раскрытия тайны приемные дети обижаются на обман, разрывают отношения с приемными родителями.

Но родители Коли посчитали, что не вправе скрывать от него известия о сестре. И, к счастью, встретил он эту новость с радостью, сказал, что всегда подозревал, что он приемный.

Он приехал ко мне в гости, и так мое прошлое стало становиться все более живым и человечным. Я узнала, что значит быть внешне похожей, как бывают похожи родственники. Как чувствовать, что вы родные с вроде бы малознакомым человеком. Вот уже 20 лет мы общаемся, изредка приезжаем друг к другу в гости через всю страну. Наши семьи, дети тоже общаются.

В Интернете я познакомилась с приемными родителями, психологами, ведущими школ приемных родителей.

В 2004 году сама стала волонтером благотворительных проектов, развивающих семейное устройство, стала поддерживать сайт «Усыновление в Приморье» с фотографиями детей, которым искали семьи. И в 2005-м мы с мужем сами стали приемными родителями. К тому времени у нас уже рос сын Паша, а взяли в семью мы его ровесника Степу. С тех пор прошло 12 лет, мальчикам нашим по 16, и еще родилась дочка Наташа.

Я прошла путь многих приемных родителей, знаю теперь, что такое адаптация, депривация и прочие сложности.

Все время думаю, как же все это преодолевали мои родители, ведь тогда не было столько информации и поддержки, как есть у нашего поколения приемных родителей. Как говорит мама, ругали ее на родительских собраниях за мои поступки, и она не оправдывалась, что «она ни при чем, это все ребенок такой неправильный, с плохими генами».

Марина с мужем и детьми

КАК ВСЕ СОЕДИНИТЬ

За эти годы я определилась в взглядах на тайну усыновления. Она очень мешает и приемному ребенку в принятии себя и своей жизни, и приемным родителям в возможностях помочь ребенку.

Чтобы не было такого мучительного раскола, как у меня, лучше изначально говорить ребенку правду, создавать реальную картину его жизни.

Вопросов при этом множество, есть очень трудные, но это решаемо. Наш приемный сын также спрашивал, на кого он похож, почему его оставила мама, что будет в его жизни дальше, каким он должен и может быть. Те же вопросы не прекращаются у меня самой.

Многие ответы пришли в последний год. Я связалась через соцсети с родственниками со стороны отца, они рассказали часть трагической истории семьи. А летом я набралась сил и написала письмо сестре матери, Раисе Даниловне. И она мне позвонила, волновалась и переживала, просила прощения, звала приехать. Я приехала, и огромное им спасибо за теплый прием. Одно дело – знать о своей связи с кровной семьей, но не все усыновленные дети в своих поисках находят тепло и любовь. Я почувствовала себя частью семьи, с полным правом. Их история рода – она теперь и моя. Узнала я много и страшного, печального и, напротив, то, чем можно гордиться.

Мне ценно это все, целиком. Это все мое, и все мне важно. Я познакомилась с родными младшими братьями, с двоюродным братом и сестрами, с племянниками и племянницами.

Удивительно слушать рассказы о том, какой я была маленькой, какими людьми были мать и отец. Самым ценным подарком стали письма, которые мать писала бабушке. За строками чувствовалась личность, с ее сложными чувствами, с любовью к семье и с тяжелыми переживаниями. Нашлась там строчка и обо мне с сестрой – «потеряла я моих девчонок». Мать и отец умерли больше двадцати лет назад, но так я смогла представить, какими они были, и это мне невероятно важно.

«НЕБЛАГОДАРНЫЕ УСЫНОВЛЕННЫЕ»

На форумах для усыновителей я обратила внимание, что на сотни рассказов приемных родителей приходятся единицы рассказов самих приемных детей. То есть те, ради кого все это делается, редко говорят, что они об этом думают, что чувствуют и что хотели бы изменить. А если все-таки говорят, то нередко эти слова принимаются в штыки.

Одобрение есть, пока усыновленный говорит о благодарности приемным родителям.

Но когда заходит речь о желании найти кровных родителей, узнать собственное происхождение, начинаются советы вообще об этом не думать. Высказывания о неприятии самого усыновления, тайны усыновления, изменения имени и даты рождения вызывают бурю в обсуждениях и оскорбления усыновленного. Встречая такую реакцию, усыновленные решают держать свои чувства при себе, и круг замыкается.

10 лет назад я создала в живом журнале «Сообщество взрослых усыновленных», в надежде, что это будет место, где каждый приемный ребенок сможет высказаться о том, что его волнует, и это поможет обществу лучше понимать приемных детей. Там пишут те, кто знал об усыновлении с детства, и те, кто узнал очень поздно и тяжело это пережил. Те, кто против тайны, и те, кто оказался не готов к ее раскрытию. Собираем исследования и советы психологов – для самих приемных детей и для приемных родителей.

Судя по отзывам, такие рассказы важны и тем, и другим. Это делает людей в семье ближе, убирает непонимание и страхи.

Например, многие боятся, что интерес усыновленного к кровной семье означает, что он отвергает приемную семью, что ему там плохо и он ищет место, где будет лучше.

Но такой связи нет. Если с приемными родителями сложились теплые любящие отношения, то они такими останутся и при поисках ребенком этой части своей жизни.

Многих приемных родителей беспокоит – как и когда лучше говорить с ребенком об усыновлении. Большинство усыновленных отметили, что им очень помогало, когда приемные родители не ждали их вопросов, а сами поднимали эту тему, показывая этим, что это тема не запрещенная для обсуждения. И, конечно, важно, чтобы не было оскорбления кровных родителей. Какими бы они ни были, дети чувствуют кровных родителей частью себя, и оскорбления бьют по самому ребенку.

Непросто, но можно подобрать слова для описания большинства сложных ситуаций из жизни. Иногда самое честное – сказать: «Я не знаю, почему так произошло».

Кроме психологической поддержки и помощи в поисках информации о семье мы добиваемся и юридических изменений. В большинстве стран уже норма, что приемным детям либо изначально говорят об их происхождении, либо после совершеннолетия по запросу предоставляют информацию о родителях. В России пока с этим огромные проблемы. Существует закон, запрещающий разглашать тайну усыновления без согласия усыновителей, теоретически направленный на защиту прав детей.

На практике этот закон ущемляет интересы многих людей, которые хотят знать свою историю и историю своей семьи.

Д ля кого-то из усыновленных важна возможность установить отношения с братьями и сестрами, но пути к этому закон не предусматривает.

Сейчас, чтобы узнать правду о своем рождении, им приходится в суде добиваться выдачи такой информации, и часто безуспешно.

Мы просим , органах опеки и попечительства, архивах информацию об их кровных родственниках. Это не отменяет тайну усыновления от посторонних и помогает только тем, кто сам считает для себя необходимым знать правду

Наверное, каждого человека, задумывавшегося об усыновлении ребенка, в первую очередь интересовали реальные истории усыновления детей. Чтобы убедиться, верно ли принятое решение, мы нуждаемся в подтверждении того, что представляемое нами счастливое будущее реально. Существует множество рассказов об усыновлении - одни совершенно стандартны, другие кажутся невероятными, многие имеют счастливый конец, но случаются и такие истории, в которых грустных страниц больше, чем радостных. В этой статье мы приведем реальные истории усыновления детей.

Готовитесь к детскому саду? Полезные советы ! К школе? Тогда вам сюда !

Двое мальчишек на Алтае

Совсем недавно многие жители России узнали невероятную историю усыновление двух мальчишек из Алтайского края. Началась она с того, что в небольшом селе в Алтайском крае наряд полиции выехал на вызов о том, что мать двоих детей очень долго не видели дома. Прибывшая группа, в состав которой входил прапорщик полиции Сергей Шараухов, обнаружила ужасную картину - два маленьких мальчика, младшему из которых было всего три, на протяжении шести дней сидели в жоме без отопления с единственной буханкой хлеба. Замерзших и изголодавшихся детей Сергей сразу же решил забрать к себе.

Супруга полицейского с пониманием отнеслась к идее мужа и на следующий же день вместе с ним отправилась в больницу, куда отправили ребят.

Конечно, такие истории о приемных детях все-таки редкость. Гораздо чаще дети попадают в приемные семьи из детских домов или домов малютки.

Кто-то долго и тщательно планирует усыновление, кто-то попадает в детский дом случайно. Но гораздо важнее не то, как дети попадают в семьи, а что случается дальше.

Почему люди задумываются об усыновлении

Для многих родителей усыновление становится спасением - от одиночества, отчаяния, безысходности. Очень много историй усыновления имеют одинаковый сюжет. Сначала свадьба, счастье, планы на будущее. Потом годы ожидания, выкидыши, неудачные попытки искусственного оплодотворения.

Решение усыновить ребенка является обдуманным, выдержанным, закономерным. Такие истории чаще всего имеют хороший финал.

Чаще всего это истории усыновления новорожденных - ведь каждые родители мечтают пройти со своим малышом весь путь, от пеленок и подгузников до проводов своего чада во взрослую жизнь.

Немало историй можно найти и о семьях, в которых один, два или даже три собственных ребенка стали только началом - и вслед за ними родители взяли еще нескольких малышей, нуждающихся в родительском уходе. Когда в семье много детей, проблемы возникают реже, а справляться с ними проще. Новые члены семьи могут брать пример со старших братьев и сестер. Многодетные родители - это родители по призванию, они обеспечивают детям в семье комфорт и воспитывают их правильно. В таких историях счастливые страницы встречаются чаще многих.

Учиться на чужих ошибках

Известные усыновленные дети

Когда мы говорим и реальных историях усыновления, мы чаще всего думаем о простых людях, таких же, как и мы. Однако рассказы о приемных детях знаменитостей не менее реальны и не хуже могут служить примером того, как складывается жизнь после усыновления. Они так же бывают и хорошими, и плохими.

Так, одной из первых знаменитостей, усыновившей целых одиннадцать детей, стала Мия Фэрроу. Эта истории имела весьма драматическую развязку. После того как муж актрисы, Вуди Ален, изменил ей с одной из уже повзрослевших приемных дочерей, Фэрроу разорвала отношения и с супругом, и с приемной дочерью.

Наверное, самая знаменитая, но от этого не менее реальная история усыновления, это история Анджелины Джоли и ее теперь уже бывшего мужа Брэда Питта.

Акриса усыновила первого ребенка еще до замужества, встретив малыша в лагере беженцев во время съемок. Затем Джоли удочерила и маленькую девочку из Эфиопии. В браке с Питтом у нее родилось еще трое своих детей, а вместе актеры усыновили маленького мальчика из Вьетнама. Хотя родители теперь разошлись, усыновленные дети, как и родные, остаются для них любимыми.

Российские знаменитости, хотя и не афишируют так свои поступки, так же нередко берут в свои семьи приемных детей. Актер Алексей Серебряков воспитывает помимо родной дочери двух приемных сыновей. Кроме того, актер является основателем благотворительного фонда. Приемные дети растут в семьях Татьяны Овсиенко, Светланы Сорокиной, Лилии Подкопаевой, Ирины Алферовой.

Алферова усыновила двух девочек и мальчика после смерти своей подруги, это не редкий случай. Как бы это ни было печально, истории усыновления нередко начинаются с подобных трагедий.

Так, американка Элизабет Даймонд удочерила четырех девочек после того, каких мать и ее лучшая подруга умерла от рака. Диагноз Лауре Руфино поставили в августе 2014 года. Элизабет и Лаура не расставались с 5 класса, и Элизабет дала своей подруге обещание позаботиться о дочерях той, если что-то случится. Когда весной 2015 года Лаура скончалась, ее подруга сдержала слово и стала приемной мамой для ее дочерей.

Истории усыновления во многом похожи и в о же время каждая из них - уникальна. Если в вашей семье растет приемный ребенок. Не стесняйтесь делиться опытом. Возможно, именно ваша история когда-нибудь вдохновит другого человека стать мамой или папой и подарить одинокому малышу шанс обрести семью.

Интересно, подумал я, неужели эта женщина и вправду думает, что можно выбрать ребенка по одной ч/б фотографии в федеральном банке данных? В любом случае, никаких формальных причин для отказа у чиновницы не было, и вскоре мы получили искомую бумагу, где было ясно написано, что мы можем посещать выбранного ребенка. Двери больницы для нас теперь открылись вполне официально.

Завотделением в больнице очень обрадовалась, что у нас все устроилось и побежала за документами. Мы здесь были уже несколько раз совершенно неофициально, общались с малышом, говорили о его здоровье с врачом. Могу сказать, что счастливы те дети, которые лежат в таких местах, где врачи все понимают.

Без мамы

Бокс на 5 коек. В каждой лежит по одному оставленному ребенку. Вот Витя, у него очень неприятный диагноз, потому от него и отказались уже три года как. Но поскольку от этой болезни задерживается развитие тела, ростом и видом он, как полуторагодовалый младенец. Малюсенькие ручки, как у новорожденного, малюсенький носик. Зато глаза такие, что долго не посмотришь, он точно все понимает, все, кроме одного, самого главного. Когда в присутствии обычных детей начинаешь играть с кем-то другим, то ребенок, как правило, начинает плакать и проситься чтобы с ним тоже играли. Витя не просит и не плачет, он смеется, когда смеются другие дети от ласки взрослых - ему хорошо, когда другому хорошо. Странно.

У Миши на личике и шее проступают ярко-голубые вены. Он все время держится руками за голову и крутится на кроватке. У него очень сильно болит голова. Очень сильно и всегда. И дело не в том, что у него врожденный порок ЦНС и не в том, что он скоре всего скоро умрет; нет. Таких детей, к сожалению, немало, но у каждого из них есть мама, которая будет держать своего ребенка за руку до последней минуты его маленькой жизни. Мише, сами понимаете, держать тоненькую ручку некому.

А Надька - маленькое улыбчивое чудо. Она абсолютно здорова и ей всего восемь месяцев. Ее нашли в магазине в люльке со всем необходимым. Родители оказались не извергами, а обычными мерзавцами. Хотя написать как ее звали никто не удосужился. И только когда маму нашла милиция, оказалось, что ее звали не Надя, а Лена. Еще одна девчонка была в этой палате, но ее забрала мать. Только неясно - надолго ли. Мамаше 19 лет, что удивительно - не сделала аборт, не отказалась после родов, еще и грудью кормит. Да вот незадача, 19-летней мамане хочется еще гулять, она с теткой и оставляла ребенка по ночам. А без матери та - кричать. Ну и нашлась соседка с гражданской позицией, а милиции-то особого дела нет до подробностей - забрали в больницу, потом и родительских прав еще лишат.

За одного битого двух небитых дают

Когда мы решили усыновить ребенка, я не мог отделаться от тщеславной мысли - если и всех детей спасти не удастся, то хотя бы будет «минус один» (или «плюс один», с какой стороны смотреть). Но моя уверенность развеялась очень быстро, буквально когды мы в первый раз пришли в больницу и, взяв нашего ребенка, ушли с ним в игровую. Пока мы там налаживали контакт, в бокс принесли еще двоих «новеньких» младенцев. Так что сделать объективно хороший поступок не получилось: скорость пополнения такова, что новые дети поступают сразу же, как только освобождается место.

К счастью, я не могу сказать, что у детишек нет ничего, старые игрушки, рваные ползунки и марля вместо памперса. Нет, у них отличная игровая с большим количеством хороших иностранных игрушек, у них достаточно памперсов и одноразовых простынок, их вполне сносно кормят. Все это правда не благодаря соответствующим органам власти, а вопреки им, поскольку никто не имеет права знать, что здесь в инфекционной больнице годами лежат здоровые дети. Буквально все, что возможно, для детей делают люди, объединенные одним сайтом в интернете, благодаря им практически во всех детских больницах Москвы и области есть волонтеры, которые находят деньги, лекарства, подгузники, игрушки. Навещают детей, делают им независимые обследования, чтобы снять подозрение в наличии спида или сифилиса.

Это один из парадоксов. С одной стороны, детдома переполнены, уже переполнены и больницы, а людям, которые решили усыновить ребенка официально, нельзя посмотреть нормальные, новые фотографии детей. В той структуре, которая уполономочена представлять информацию о детях, - Федеральном банке данных - получить исчерпывающую информацию о детях, о том, как они выглядят, невозможно. Разумеется, сначала нужно пройти долгую и, кстати, совершенно необходимую процедуру сбора документов и справок, потом встать на учет в органе опеки, а вот потом, что самое удивительное, тебе покажут одну черно-белую фотографию 3-4-годовой давности, а сверху все это "зальют" информацией о том, что у этого ребенка спид, или сифилис, или синдром дауна. Не нравится? Давайте искать другого, заполните в анкете графы про цвет волос, глаз, про пол и рост, привычки и т.д. И вам подберут. Сами хотите найти себе единственного ребенка? Нельзя, закон не позволяет. То есть в дом ребенка прийти, разумеется, можно. Но кроме домов ребенка дети в большом количестве лежат в обыкновенных детских больницах. И не потому что они больны, а потому что места в детдомах уже давно не хватает. И вот про них ничего нельзя говорить. Их как бы нет, или есть, но больны тем же мнимым сифилисом. Конечно, есть места, где директоры делают все, чтобы детей забирали - найдите в Яндексе «дом ребенка №7» или «Яранский детский дом», но таких заведений, к сожалению, очень мало.

Сама процедура усыновления совсем не сложна, занимает от силы два месяца, и в интернете есть масса необходимой информации. Сначала проходит сбор документов, потом подача их в суд, слушание дела и через 10 дней ребенок ваш. Многие откровенно не понимают, зачем усыновлять ребенка, если можно родить своего. Что-то доказывать бессмысленно, это не есть некая обязательная социальная нагрузка, каждому свое. Зато можно рассказать о том, как рождается, буквально рождается человек не через утробу матери, а через ласку и любовь. Марк, как и все лежащие там дети, был похож на чурбачок. Такой деревянный чурбачок с двумя ручками. Вы бы смогли пролежать больше года в кроватке, не зная что такое сидеть на закорках у отца или спать под боком у мамы? А вот они могут. Они не знают как это - ползать по квартире, оставляя за собой лужи, как это - купаться в ванной с ромашкой, как это - есть бабушкин суп с повышенным содержанием мяса на кубический сантиметр тарелки. Дело даже не в том, что у него никогда не было всего этого, а в том, что он не знает в принципе, что так может быть. И вот этот чурбачок, который никогда не улыбается, поскольку просто нечему, боится буквально всего, оказывается первый раз на руках. Откуда столько силы появляется, просто диву даешься. Он вцепляется в тебя мертвой хваткой. В этом отношении нашему сыну повезло особенно, хотя таких ситуций много - его до нас хотели усыновить двое американцев и одна наша девушка. И в каждого из них - это точно - он вцеплялся мертвой хваткой, поскольку, видимо, чувствовал, что если не сейчас, то никогда. И вот, он дома, на руках, с которых ну ни за что не хочет сходить. И происходит удивительное: через какое-то время он начинает смеяться просто так, не от того, что его мутузишь и подкидываешь, а просто ползет и смеется во весь его небольшой пока рот. Потом, постепенно, он начинает нормально реагировать на купание, вкусную еду и старшего брата.

Наследственность

Мы, разумеется, не знаем, что будет дальше, как на моем младшем сыне скажется его дурная наследственность, но мы очень уповаем на милость Божию, на то, что Господь как-то устроит все благополучно. Мне кажется, что это как раз тот случай, когда можно и нужно полагаться целиком на милость Божию, поскольку ясно, что сами мы ничего кроме массажа, бассейна, и, скорее всего, не очень удачных попыток воспитания дать ребенку не сможем. Как, впрочем, мы не знаем, все ли будет хорошо и с нашим старшим, какие пути в жизни выберет он. Так что опасений за гены у нас нет.

Вместо заключения

Этот текст я начал писать в самом начале процесса усыновления, заканчиваю писать под дружный братский крик двух моих детей. За это время мне тысячу раз задавали вопрос «зачем» - в медучреждениях, где мы брали справки, на суде, который решал, собственно, разрешить ли нам усыновление, просто друзья и знакомые, в глазах которых первая реакция читалась совершенно четко: «бедные, они, наверное, больше не могут иметь детей». Отвечали мы на этот вопрос по-разному, ориентируясь на ситуацию и собеседника, но если честно, то я попросту не знаю. То есть правильных ответов можно придумать несколько, но на самом деле сформулировать некий конечный, точный ответ, который бы еще и отзывался внутри, не получается. Не знаю и на рациональном уровне вряд ли смогу объяснить. Никакой сложности с собственным тщеславием нет, поскольку это только снаружи такой героический поступок, а изнутри ничего особенного, у нас просто стало два ребенка, два отличных мужичка теперь встречают меня дома по вечерам.