Блокадный Новый год: праздник смерти вопреки

C.-ПЕТЕРБУРГ, 27 дек — РИА Новости, Любовь Лепшина. В предпраздничной суете сегодня не многие вспоминают о том, что семь десятилетий назад измученные голодом жители города на Неве встречали Новый год под бомбежками и обстрелами в промерзших домах. Корреспондент РИА Новости встретилась с блокадниками, которые рассказали, как отмечался этот праздник в осажденном Ленинграде.

Девушки под бомбами

Зима 1941-1942 годов выдалась непривычно суровой для Петербурга. Вера Николаевна Эльяшова, которой тогда было 20 лет, вспоминает, что в первый военный год морозы начались уже в ноябре, и лютый холод был едва ли не страшнее голода.

"В нашей комнате в общежитии было очень холодно, внутри помещения была минусовая температура. Спали мы в верхней одежде, а укрывались матрасами. Они были очень тяжелые, но зато помогали сохранить тепло. И хотя у нас в комнате была печка-голландка, мы ее практически не топили. Потому что было нечем", — вспоминает Вера Николаевна. Она рассказала, что в таких тяжелых условиях они оказались после того, как в середине ноября в их студенческое общежитие попала фугасная бомба.

"В тот день мне не дали выходной, и я уехала на работу - рыть окопы на станции Ручьи. Возвращалась я такой уставшей, что не сразу поняла, в чем дело. Я шла по коридору и тут перед собой увидела обрыв. Только тогда я услышала какие-то крики, плач… увидела, что нет света, и поняла в чем дело. В тот день погибло много моих друзей, но все девочки из нашей комнаты остались живы, лишь потому, что их там не было, как и меня", — рассказывает Вера Николаевна.

Более 800 млн руб потратят на подготовку к 70-летию снятия блокады Правительство Петербурга потратит 808,7 миллиона рублей на организацию праздничных и памятных мероприятий к 70-й годовщине полного освобождения Ленинграда от фашистской блокады, сообщает администрация города по итогам заседания координационного совета по делам ветеранов.

Именно здесь, во флигеле разрушенного бомбой общежития, в закопченной, темной и холодной комнате девушки и встречали 1942 год. Ни о какой елке и украшениях даже и речи не было. "Сейчас мы будем встречать 42-ой год. Я сижу в пальто, но все равно холодно. Горит жуткая коптилка. Мы из-за нее закопченные, хотя мылись", - написала Вера Эльяшова тогда в своем дневнике.

Вопрос личной гигиены был для молодых девчонок очень важным, но соблюдать ее в условиях блокадного города было совсем непросто."От грязи мы очень страдали, она унижала. И мы, во что бы то ни стало, решили привести себя в порядок. Воду мы носили из проруби Малой Невы, добыли какие-то щепочки, бумагу и в топке печки подогревали понемногу воду", - делится воспоминаниями блокадница.

Поскольку в комнате был минус, сам процесс тоже был не простым. "Мылись мы… в пальто. Высовывали одну руку, мыли, вытирали и снова засовывали в пальто и так дальше. Так, по частям, помогая другу, привели себя в порядок и даже умудрились не простудиться", - рассказывает Вера Николаевна.

Подарок от Совинформбюро

Несмотря ни на что, вспоминает Вера Николаевна, девушки постарались сделать "шикарный" новогодний стол.

"Мы откладывали к празднику хлеб, выделяя понемногу из ежедневной нормы. Кроме того, мне посчастливилось получить топленое масло в Елисеевском. Помню, я шла по заснеженному Невскому проспекту, прижимая к себе масло. И тут начался артобстрел. И тогда я подумала: как будет обидно, что меня вот сейчас убьют, а я так и не попробую это масло", - рассказывает она. К счастью, ей удалось благополучно добраться до дома.

Еще одним незабываемым новогодним впечатлением для Веры Николаевны стал голос Ольги Берггольц, который она впервые услышала именно в те дни, во время встречи 1942 года.

"Тогда я еще не знала, кто такая Ольга Берггольц, но строчки ее стихов сразу нашли отклик в душе. "Я жила в Ленинграде в декабре 41 года…", - я тогда подумала, что и я могу о себе так сказать", - говорит блокадница. И голос ее дрожит от нахлынувших воспоминаний.

Но самым главным новогодним подарком для молодых девушек стало сообщение Совинформбюро о том, что наши войска сумели отбить у врага Керчь и Феодосию.

"Когда в 6 утра радио сообщило об этом, мы все лежа запрыгали на кроватях. Какое счастье!" — такую запись в своем дневнике сделала девушка 31 декабря 1941 года.

Выжить в Новый год

Хотя в тот блокадный Новый год чуда ждали все. Дети, как и положено, воспринимали этот праздник по-особенному.

"Мне казалось, что в этот день война должна была остановиться, закончится. Это же Новый год!", — вспоминает Валентина Петровна Короткова, которой в 41-м исполнилось 11 лет. Девочкой она пребывала в уверенности, что ничего страшного в такой день точно не может случиться. Однако именно тогда маленькая Валя "родилась" во второй раз.

"В ту зиму было очень много снега, никто его не убирал с улиц, приходилось ходить по узеньким тропкам. Помню, я тогда шла и смотрела на застывшие огромными сугробами трамваи, и мне уже не верилось, что они когда-то ходили… В общем, была погружена в свои мысли настолько, что не сразу поняла, что начался обстрел. Помню только, как чьи-то руки затащили меня в ближайшую арку, где уже прятались несколько человек", — рассказывает она.

Однако девочка, уже привыкшая к обстрелам, в этот раз не захотела пережидать налет в укрытии. "У меня в голове была одна только мысль: мама меня ждет, она слышит, что начался обстрел и волнуется, надо скорее бежать домой", - объясняет Валентина Петровна. Девочка вырвалась из рук женщины, которая прижимала ее к себе, и побежала прямо под снаряды. Но стоило ей удалиться на пару десятков метров, как в ту самую арку попала бомба или снаряд. Погибли все, кто там находился, а Валентина осталась жива.

"Елочкин чай"

Насколько ей повезло, маленькая Валя осознала значительно позже, а тот момент потрясение было слишком велико. Впрочем, в тот первый блокадный Новый год в семье Коротковых произошло еще одно маленькое чудо.

"Мама очень хотела сделать нам праздник, но у нас не было игрушек, потому что дом, в котором мы жили раньше, разбомбили… пропали и все наши вещи. Тогда мама решила принести нам живую елку, но у нее не хватило сил… И тут ее, плачущую, увидел военный с фронта, он нес елку… то ли домой, то ли еще куда-то. Тогда он у своей елки обломал нижние ветви и отдал маме, чтобы она хотя бы их принесла нам", - вспоминает женщина.

У нескольких веток ее мама оборвала иголки и заварила на них чай. "Мы назвали его "елочкин чай", он казался нам таким вкусным, горячим… и так вкусно пах!" — говорит Валентина Петровна. На их праздничном столе кроме этого "чая" и кусочков хлеба не было больше ничего.

Клей с игрушками

Необычная история, связанная с главным новогодним деревом, произошла и в одном из детских садов блокадного Ленинграда. Как пишет Елена Дмитриева в своей книге о педагогах блокадного времени "Мы храним бесценное наследство", воспитатель Евдокия Чугай решила устроить детям праздник - принести живую елку.

За ней Евдокии пришлось идти на окраину города целый день, но сил у нее не оставалось даже на то, чтобы срубить деревце, не говоря уж об обратном пути. Женщине пришлось заночевать в сторожке на кладбище. И только мысли о счастливых детских улыбках помогли ей пережить страшную и холодную ночь.

"Увидев елку, дети на несколько мгновений забыли о войне, забыли о голоде. Впервые у них появилось желание что-то сделать. Они решили склеить игрушки, чтобы украсить елку", - пишет Дмитриева.

Тогда воспитательница выпросила на кухне половину чайной ложки муки, сварила клейстер, разлила его по тарелочкам и вышла за ножницами. Когда она вернулась, малыши плакали - почувствовав, как вкусно пахнет клей, дети не удержались и без разрешения съели его. Успокоив малышей, Евдокия выпросила еще немного муки, и игрушки все-таки украсили елку.

Такие крохотные радости посреди огромного горя помогали поддерживать надежду в маленьких и взрослых ленинградцах.

Первый блокадный новый го д - 31 декабря 1941 - 1 января 1942 годов. Почти четыре месяца с начала блокады. Быт ленинградцев полон лишений и тягот. Нет света и воды. Улицы города полуопустели. В бомбоубежищах дети получают свои новогодние подарки - маленькие кусочки чёрного хлеба. А на улицах свирепствуют морозы. Зимой 1941-1942 годов температура опускается до -42 °С.

В канун нового, 1942, года Гитлер заявляет, что 1943 год ленинградцы уже не увидят, под невиданной доселе блокадой город падёт не позднее чем в январе сорок второго. Прошёл год, многие жители города действительно уже не встречают наступивший 1943-й. Но в некоторых квартирах горит свет, по улицам днём ходят трамваи, работает радио. Город стоит. Уже больше года. Но враг всё ещё держит Ленинград в плотном страшном кольце.

Еда - бесценна

Предновогодние, как и будние, дни тех лет жители Ленинграда проводят в страшных хлопотах: хоронят своих умерших родственников, друзей, завернув их в ковёр или портьеру и провезя в последний путь на детских санках; думают, как выжить самим и помочь своим ребятишкам, на сколько недель хватит мяса любимого домашнего пса и где взять дрова, чтобы хоть как-то обогреть жилище…

Хлеб в блокадном Ленинграде на чёрном рынке стоит бешеных денег. На это лакомство выменивает, кто может, одежду, драгоценности - будничные и новогодние столы ленинградцев голы. Живые жители слышат по радио бой курантов московского Кремля, а за городом стоят немцы. Невероятно, но некоторые ленинградцы (кто находит в себе физические силы хотя бы просто держаться на ногах) - от мала до велика «празднуют» (если можно применить это слово) Новый год. Песни под гармошку, детские хороводы вокруг ёлки, музыка из патефонов. На новогодних утренниках голодным детям дают маленькие невероятно ценные подарки - еду.

Новый 1945-й…

Меньше чем через 2 недели после наступления нового 1943 года - 12 января начинаются бои по прорыву блокадного кольца. В начале февраля замученные жители встречают первые составы, пришедшие по автомобильной и железной дороге вдоль Ладожского озера.

В 1942, 1943, 1944 годах в новогодние ночи люди вздрагивают, заслышав звуки сирен, умирают от голода. Но невероятная сила и дух жителей северной столицы помогают пережить им страшное время. И 1 января 1945 года те, кто выдержал тяжелейшие условия, встречают в покалеченном, местами разрушенном до неузнаваемости, но уже освобождённом городе.

Давайте хотя бы в канун праздников забудем обо всех неприятностях, невзгодах, проблемах, которые в ежедневной суете современной жизни кажутся нам серьёзными, порой неразрешимыми. Порадуемся простому теплу и драгоценному домашнему уюту. А под бой курантов загадаем здоровья близким и мирного времени!

Новый год всегда ассоциируется с надеждой. Надеждой, что на работе наладятся дела, любимые и родные поправят здоровье, все будут жить в мире. Надеждой выжить. Именно такой надеждой «питались» наши соотечественники из блокадного Ленинграда: другой еды, как физической, так и духовной, практически не было. Об этом говорит Нина Худякова, работавшая в архиве, когда вспоминает, как за столом, 31 декабря 1942 года, где на каждого приходился корж и конфета, начальница отдела читала речь о мужестве и стойкости. Читала пламенно, только голос предательски дрожал, когда речь заходила о коллективном сознании ленинградцев и необходимости пережить все испытания, закончила словами: «За нашу победу!» .

Так было ДО войны

Дед Мороз в окружении детей на парадной лестнице Дворца пионеров, 1941 год (ЦГАКФФД СПб / spbarchives.ru)

Ленинградцы берут воду на улице, зима 1941-1942 годов (СПб ГБУК / leningradpobeda.ru)

Памятник императору Николаю I на Исаакиевской площади, замаскированный во время блокады Ленинграда, 1943 год (http://visualrian.ru / РИА Новости / Сергей Шиманский)

Палата детской больницы с новогодней елкой в блокадном Ленинграде, зима 1941-1942 годов («Моя блокада (документальные очерки)» / world-war.ru)

Воспоминания о блокаде дошли до нас в дневниках и письмах. Художник Иосиф Серебряный вспоминает новогодний стол 1942 года: «На нем была икра и другие деликатесы, которые и в сытые годы не достать, блюда стояли на белоснежной скатерти - сказка. Делали сами: при помощи красок, театральной бутафории. Из реального - немного черствого хлеба, пара котлет и пиво» . Таков был стол даже не большинства: некоторые довольствовались супом из столярного клея да чаем, и тем без сахара.

Несмотря на угнетающую атмосферу, ленинградцы прикладывали все возможные усилия, чтобы сделать праздник чем-то радостным для детей. Юрий Байкалов, ученик 4 класса, вспоминает: «31 декабря 1941 года нам передали, что в 17 часов мы пойдем отмечать праздник. В школьном зале прошел утренник, нарядили елочку из сосны. На обед выдавали чечевичный суп, пару котлет с макаронами и желе, мне понравилось » .

Продавщица отдела игрушек одного из магазинов Ленпромторга К.И. Цыганенко показывает юной покупательнице елочные украшения, 1942 год (ЦГАКФФД СПб / spbarchives.ru)

Елка для детей в Доме флота, январь 1945 года (ЦГАКФФД СПб / spbarchives.ru)

Вопреки муссированию темы героизма и стойкости ленинградцев, записи горожан не полнятся позитивом: «Снова я еле-еле таскаю ноги, дыхание спирает, и жизнь уже не мила. Не видать бы мне тебя Ленинград никогда. Выживу ли я в этом аду?» - так, например, пишет Боря Капранов, скончавшийся от дистрофии в 1942 году. Однако даже в этих строках теплится надежда, что все закончится. Что в магазины завезут свежие продукты. Что люди перестанут падать в голодные обмороки на улицах. Что закончится война.

C.-ПЕТЕРБУРГ, 27 дек — РИА Новости, Любовь Лепшина. В предпраздничной суете сегодня не многие вспоминают о том, что семь десятилетий назад измученные голодом жители города на Неве встречали Новый год под бомбежками и обстрелами в промерзших домах. Корреспондент РИА Новости встретилась с блокадниками, которые рассказали, как отмечался этот праздник в осажденном Ленинграде.

Девушки под бомбами

Зима 1941-1942 годов выдалась непривычно суровой для Петербурга. Вера Николаевна Эльяшова, которой тогда было 20 лет, вспоминает, что в первый военный год морозы начались уже в ноябре, и лютый холод был едва ли не страшнее голода.

"В нашей комнате в общежитии было очень холодно, внутри помещения была минусовая температура. Спали мы в верхней одежде, а укрывались матрасами. Они были очень тяжелые, но зато помогали сохранить тепло. И хотя у нас в комнате была печка-голландка, мы ее практически не топили. Потому что было нечем", — вспоминает Вера Николаевна. Она рассказала, что в таких тяжелых условиях они оказались после того, как в середине ноября в их студенческое общежитие попала фугасная бомба.

"В тот день мне не дали выходной, и я уехала на работу - рыть окопы на станции Ручьи. Возвращалась я такой уставшей, что не сразу поняла, в чем дело. Я шла по коридору и тут перед собой увидела обрыв. Только тогда я услышала какие-то крики, плач… увидела, что нет света, и поняла в чем дело. В тот день погибло много моих друзей, но все девочки из нашей комнаты остались живы, лишь потому, что их там не было, как и меня", — рассказывает Вера Николаевна.

Более 800 млн руб потратят на подготовку к 70-летию снятия блокады Правительство Петербурга потратит 808,7 миллиона рублей на организацию праздничных и памятных мероприятий к 70-й годовщине полного освобождения Ленинграда от фашистской блокады, сообщает администрация города по итогам заседания координационного совета по делам ветеранов.

Именно здесь, во флигеле разрушенного бомбой общежития, в закопченной, темной и холодной комнате девушки и встречали 1942 год. Ни о какой елке и украшениях даже и речи не было. "Сейчас мы будем встречать 42-ой год. Я сижу в пальто, но все равно холодно. Горит жуткая коптилка. Мы из-за нее закопченные, хотя мылись", - написала Вера Эльяшова тогда в своем дневнике.

Вопрос личной гигиены был для молодых девчонок очень важным, но соблюдать ее в условиях блокадного города было совсем непросто."От грязи мы очень страдали, она унижала. И мы, во что бы то ни стало, решили привести себя в порядок. Воду мы носили из проруби Малой Невы, добыли какие-то щепочки, бумагу и в топке печки подогревали понемногу воду", - делится воспоминаниями блокадница.

Поскольку в комнате был минус, сам процесс тоже был не простым. "Мылись мы… в пальто. Высовывали одну руку, мыли, вытирали и снова засовывали в пальто и так дальше. Так, по частям, помогая другу, привели себя в порядок и даже умудрились не простудиться", - рассказывает Вера Николаевна.

Подарок от Совинформбюро

Несмотря ни на что, вспоминает Вера Николаевна, девушки постарались сделать "шикарный" новогодний стол.

"Мы откладывали к празднику хлеб, выделяя понемногу из ежедневной нормы. Кроме того, мне посчастливилось получить топленое масло в Елисеевском. Помню, я шла по заснеженному Невскому проспекту, прижимая к себе масло. И тут начался артобстрел. И тогда я подумала: как будет обидно, что меня вот сейчас убьют, а я так и не попробую это масло", - рассказывает она. К счастью, ей удалось благополучно добраться до дома.

Еще одним незабываемым новогодним впечатлением для Веры Николаевны стал голос Ольги Берггольц, который она впервые услышала именно в те дни, во время встречи 1942 года.

"Тогда я еще не знала, кто такая Ольга Берггольц, но строчки ее стихов сразу нашли отклик в душе. "Я жила в Ленинграде в декабре 41 года…", - я тогда подумала, что и я могу о себе так сказать", - говорит блокадница. И голос ее дрожит от нахлынувших воспоминаний.

Но самым главным новогодним подарком для молодых девушек стало сообщение Совинформбюро о том, что наши войска сумели отбить у врага Керчь и Феодосию.

"Когда в 6 утра радио сообщило об этом, мы все лежа запрыгали на кроватях. Какое счастье!" — такую запись в своем дневнике сделала девушка 31 декабря 1941 года.

Выжить в Новый год

Хотя в тот блокадный Новый год чуда ждали все. Дети, как и положено, воспринимали этот праздник по-особенному.

"Мне казалось, что в этот день война должна была остановиться, закончится. Это же Новый год!", — вспоминает Валентина Петровна Короткова, которой в 41-м исполнилось 11 лет. Девочкой она пребывала в уверенности, что ничего страшного в такой день точно не может случиться. Однако именно тогда маленькая Валя "родилась" во второй раз.

"В ту зиму было очень много снега, никто его не убирал с улиц, приходилось ходить по узеньким тропкам. Помню, я тогда шла и смотрела на застывшие огромными сугробами трамваи, и мне уже не верилось, что они когда-то ходили… В общем, была погружена в свои мысли настолько, что не сразу поняла, что начался обстрел. Помню только, как чьи-то руки затащили меня в ближайшую арку, где уже прятались несколько человек", — рассказывает она.

Однако девочка, уже привыкшая к обстрелам, в этот раз не захотела пережидать налет в укрытии. "У меня в голове была одна только мысль: мама меня ждет, она слышит, что начался обстрел и волнуется, надо скорее бежать домой", - объясняет Валентина Петровна. Девочка вырвалась из рук женщины, которая прижимала ее к себе, и побежала прямо под снаряды. Но стоило ей удалиться на пару десятков метров, как в ту самую арку попала бомба или снаряд. Погибли все, кто там находился, а Валентина осталась жива.

"Елочкин чай"

Насколько ей повезло, маленькая Валя осознала значительно позже, а тот момент потрясение было слишком велико. Впрочем, в тот первый блокадный Новый год в семье Коротковых произошло еще одно маленькое чудо.

"Мама очень хотела сделать нам праздник, но у нас не было игрушек, потому что дом, в котором мы жили раньше, разбомбили… пропали и все наши вещи. Тогда мама решила принести нам живую елку, но у нее не хватило сил… И тут ее, плачущую, увидел военный с фронта, он нес елку… то ли домой, то ли еще куда-то. Тогда он у своей елки обломал нижние ветви и отдал маме, чтобы она хотя бы их принесла нам", - вспоминает женщина.

У нескольких веток ее мама оборвала иголки и заварила на них чай. "Мы назвали его "елочкин чай", он казался нам таким вкусным, горячим… и так вкусно пах!" — говорит Валентина Петровна. На их праздничном столе кроме этого "чая" и кусочков хлеба не было больше ничего.

Клей с игрушками

Необычная история, связанная с главным новогодним деревом, произошла и в одном из детских садов блокадного Ленинграда. Как пишет Елена Дмитриева в своей книге о педагогах блокадного времени "Мы храним бесценное наследство", воспитатель Евдокия Чугай решила устроить детям праздник - принести живую елку.

За ней Евдокии пришлось идти на окраину города целый день, но сил у нее не оставалось даже на то, чтобы срубить деревце, не говоря уж об обратном пути. Женщине пришлось заночевать в сторожке на кладбище. И только мысли о счастливых детских улыбках помогли ей пережить страшную и холодную ночь.

"Увидев елку, дети на несколько мгновений забыли о войне, забыли о голоде. Впервые у них появилось желание что-то сделать. Они решили склеить игрушки, чтобы украсить елку", - пишет Дмитриева.

Тогда воспитательница выпросила на кухне половину чайной ложки муки, сварила клейстер, разлила его по тарелочкам и вышла за ножницами. Когда она вернулась, малыши плакали - почувствовав, как вкусно пахнет клей, дети не удержались и без разрешения съели его. Успокоив малышей, Евдокия выпросила еще немного муки, и игрушки все-таки украсили елку.

Такие крохотные радости посреди огромного горя помогали поддерживать надежду в маленьких и взрослых ленинградцах.

З има 1941/1942 года была с лютыми морозами (до –42 0 С). В одной из школ Красногвардейского района стояла нарядная елка и ждала детей. Городской транспорт бездействовал. Мама, Мамаева Евгения Ивановна, будучи директором школы, обратилась к директору совхоза «Ручьи» с просьбой о выделении трех подвод. И нас - детей, укутав в одеяла и полушубки, повезли лошадки на Николаевский проспект (ныне проспект Мечникова) в школу, в которой теперь расположен детский центр досуга. Лились мелодии из механически заводящегося патефона. Ни хороводов, ни танцев, ни пения - у окон и стен стояли изможденные дети. Худоба у иных такая, словно скелеты, обтянутые кожей, многие с неумытыми лицами и грязными руками - водопровод и канализация не работали. У многих ребят в руках были стеклянные баночки, традиционных подарков не было, нас угостили обедом. Что было на первое - не помню, а на второе - каша с крохотной котлеткой, что было уложено в баночки: все затем делилось на всех домашних. Вот так был отмечен новый 1942 год. Мне было тогда 10 лет.

Мама умерла в июле… Папа погиб на фронте… И мы с сестрой Лизой стали жить с тетями - сестрами мамы, окруженные заботой и вниманием.

Новогодняя елка 1943 года помнится на Петроградской в кинотеатре «Молния». Мы - дети заполнили зрительный зал, расположившись по рядам на сиденьях, а на сцене около зажженной елки выступали артисты - декламировали, пели для нас (елка была зажжена от аккумулятора, принесенного солдатами). И вдруг объявили: «Воздушная тревога!». Нас взрослые выводили в бомбоубежище и каждому вручали пакет с небольшим набором сладкого.

Все 900 дней блокады мы прожили в Ленинграде. Мы - дети посещали госпитали, устраивали концерты для раненых, чинили им белье и штопали носки, писали по их просьбе письма родным и близким.

Хазова Н.В. член ОО «Блокадник» СВАО г. Москвы

«Хлеба опять нет - только мороз и покойники»

Ленинград 23 декабря 1941 г. Мороз под тридцать градусов, уже давно выпал снег, который никто не убирает, и все ходят по протоптанным тропинкам. Как всегда утром, я иду в соседний дом № 11 в булочную за хлебом (мне 12 лет), выдают по карточкам по 125 граммов и мне и маме. Хлеб тяжелый и вязкий, муки не больше 50%, остальное - бумага и какие-то добавки.

В полутемной булочной (электричества давно нет) стоят всего 5–6 женщин, молчаливые и растерянные, такое же выражение лица и у продавщицы. Я подхожу к прилавку. «Девочка, сегодня хлеба выдавать не будем, на хлебозаводе нет воды и электричества», - говорит она мне. Я выхожу на улицу. «С чем же мы будем пить кипяток, который уже готовит на «буржуйке» мама, и никаких продуктов у нас уже давно нет». Конец месяца, наши карточки уже отоварены, остался только один талон на 200 граммов крупы. Беру дома карточку и иду в дом № 6 на другой стороне улицы (мы жили на Смольном проспекте), покупаю ячневую крупу, так как другой нет и, крепко прижимая к груди маленький пакетик, иду домой. Светло. Уже повезли на санках покойников, завернутых в простыни и привязанных к санкам веревками, они плоские и прямые, как доски. Их везут через Неву, которая совсем рядом, по Охтинскому мосту на Пискаревское кладбище. Никто не плачет и не разговаривает.

25 декабря - хлеба нет. Мы с мамой почти целый день лежим в кровати и слушаем радио. Передают прекрасную симфоническую музыку и стихи. Утром на нашем проспекте - сплошной поток покойников. Проехали две грузовые трехтонки с высокими бортами, доверху наполненные мертвыми замерзшими подростками-ремесленниками в своих черных шинелях и в шапках с торчащими во все стороны руками и ногами. Бегу домой, так как смотреть на это уже нет сил.

31 декабря пришел домой на Новый год мой опухший, почерневший папа, еле-еле передвигая ногами. Он служил в ПВО судостроительного завода «Северная Верфь» и сказал, что 26 декабря в городе умерло от голода 126 тысяч человек. Позднее эта цифра встречалась мне в официальных и печатных изданиях.

Колесникова И.П. член ОО «Блокадник» СВАО г. Москвы

Как я осталась живой!

Я родилась в прекрасном городе Ленинграде. Когда началась война, мне было восемь лет. Родители были в длительной командировке, папа был военным. Я осталась с бабушкой и дедушкой. Жили мы на Васильевском острове, в Гавани.

8 сентября 1941 г. немцы замкнули кольцо блокады по суше. Снабжение стало возможным только по воздуху или через Ладожское озеро. Многократно начали снижать нормы выдачи продуктов, а выдача хлеба сократилась до 125 граммов. Это был блокадный хлеб - черный, тяжелый, с суррогатами. Начались морозы. Холодно и голодно.

Дедушка был очень высокий, крупный. Все время говорил: «Таня, я есть хочу, свари мне фикус». Этот цветок рос в изголовье его кровати и был очень высоким. Бабушка долго отказывалась, а потом все-таки сварила. Он съел и говорит: «Вот теперь я усну». На следующий день дедушка умер. Мы с бабушкой на саночках отвезли его к месту, где складывали всех мертвых. Бабушка все говорила: «Держи его ноги, они почему-то сваливаются», а я боялась.

Мы с бабушкой остались вдвоем. Морозы крепчали. Стекла вылетели во время бомбежки и обстрелов. Окна забили фанерой, завесили одеялом. Топлива не было, темно, одна коптилка. Мы вместе ходили за водой, хлебом. Бабушка боялась оставлять меня одну. Идти было трудно, повсюду слежавшийся снег, сугробы.

Бабушка стала слабеть, часто отдыхала. Спали одетыми вместе в одной кровати, она прижимала меня к себе, чтобы было теплее. Ночью во время бомбежек вставали и шли в бомбоубежище.

В одну из ночей она меня не будила, чтобы встать, а я радовалась, что можно поспать. К утру, когда повернулась к ней, она как-то резко от меня отстранилась. Я стала ее тормошить - не просыпалась и была холодной. Бабушка была мертвой. Было очень страшно. В комнате холод, мрак, грязь. Я кое-как перебралась через нее, свалилась с кровати и спряталась в шкафу, который стоял в коридоре. Я пролежала там трое суток, пока меня не подобрали отряды МПВО и перевезли в квартиру, где были подобраны дети, такие же, как я. Я долго болела - не могла оправиться от дистрофии. Потом туберкулез, глухота. Но я все-таки выжила, хотя и сейчас еще страдаю от последствий голода. Почти все мы стали инвалидами.

Миндель И., член ОО «Блокадник» СВАО г. Москвы

Новогодняя елка сорок второго года

Теперь, спустя столько лет, я с удивлением вспоминаю этот странный праздник. Все, чем одарили тогда меня, десятилетнего, и тысячи моих сверстников, везли по ладожскому льду. «Новогодние подарки ленинградским детям!» - такие транспаранты привешивали к бортам полуторок. И называли эти подарки грузом особого назначения. И берегли, как снаряды и другие боеприпасы. Но об этом вычитал в книгах позже. А тогда…

Как-то вечером раздался настойчивый стук в дверь и послышался такой знакомый голос, от которого я отвык за блокадные месяцы: после нескольких уроков в родной школе в самом начале сентября занятия там прекратились, переместившись на месяц-полтора в бомбоубежище. Но с наступлением морозов и голода никто уже на занятия в бомбоубежище не ходил. Это была моя учительница Любовь Яковлевна с первого по третий класс. Она шумно поздравила нас с прибавкой хлебной нормы. Именно с этого дня иждивенцам и служащим, к кому относились мама, я и младшие брат с сестрой, норму увеличили со 125 до 200 граммов. Было 25 декабря сорок первого. И о прибавке мама узнала еще утром в булочной.

Конечно, Любовь Яковлевна обходила своих учеников не только для того, чтобы поздравить с прибавкой. Она принесла пригласительный билет на праздник новогодней елки. Это праздник устраивался в тридцатой школе - на углу проспекта Маклина и нашей улицы Печатников. Там будут давать подарки. И еще ребят ждет новогодний сюрприз.

И вот наступил этот день. Поверх свитера и рейтуз я надел свое выходное - матроску. Эта синяя блузочка с отложным воротником в белых кантиках была связана в моей памяти с довоенными праздниками: днями рождений и воскресными прогулками с родителями - в зоопарк или в соседний садик. Мама молча завязала на мне, уже одетого в пальто и шапку, толстый платок, чтобы не замерз. И наказала помнить о младших - сестре и братике: не раскрывать подарок и принести его домой нетронутым. Навсегда запомнил этот новогодний утренник. Елка стояла в углу спортзала, увешанная стеклянными и бумажными игрушками. Только ни свечек, ни лампочек на ней не было: электричество давно отключили, а вместо свечек везде освещалось коптилками. Но помнится, что платки, пальтишки и шубки все дети оставили в раздевалке: значит в зале было тепло. То ли протопили, то ли каким-то образом нагрели обширный спортзал - не знаю.

Незнакомая учительница по музыке играла на рояле, а Любовь Яковлевна и другие преподаватели пытались сбить нас в хоровод. Но это им никак не удавалось. Не было ни сил, ни охоты двигаться. И елка не вызывала у нас, детей, никакого интереса. К тому же наше внимание было приковано к столам, составленным в ряд вдоль одной из стен зала. А на столах - глубокие тарелки и возле каждой - ложка и вилка. Я сразу догадался, что будут кормить. И понял, о каком сюрпризе говорила Любовь Яковлевна. И уже ждал этого.

Плохо помню, чем нас еще занимали учителя. Кажется, читались стихи, пелись в разнобой песенки и загадывались загадки. Время тянулось и тянулось, а за столы не приглашали. И вот, наконец, долгожданная команда - садиться. Распахнулись двери - и две тетеньки в белых халатах и колпаках на голове вкатили тележку. А на тележке - алюминиевые чаны, над которыми поднималось облако с таким дурманящим запахом живой кухни.

Тот блокадный обед из трех блюд на празднике новогодней елки врезался в память навсегда. На первое - суп с вермишелью с удивительно вкусной клейкой гущей. На второе - котлета и пюре из сушеной картошки, в котором попадались полутвердые, не разваренные кусочки. На третье - компот из сухофруктов с кругляшками яблок на донышке стакана. И еще ломтик черного хлеба. О, это был замечательный праздник! Любовь Яковлевна со слезами на глазах обходила своих бывших третьеклассников и уговаривала не глотать непрожеванное. Спешить, мол, некуда. Обстрела нет. А после обеда можно еще поиграть и повеселиться. Не поручусь, что мы и вправду веселились после обеда. Помню только, как вручили каждому красочный кулек с подарком. А в кульке - пачечка печенья, длинненькая шоколадка и несколько конфет. По дороге домой не удержался и все-таки съел одну или две конфеты, а маме соврал, что ничего из подарка не трогал. Этот подарок мама разделила потом на всех и растянула на несколько дней. И все сокрушалась, что младшеньким ничего не полагалось: одаривали только школьников… После нового года мы прожили в Ленинграде еще восемь месяцев: нас вывезли по Ладоге в сентябре сорок второго.

«Этого нельзя забыть никогда»

Я, Родина (Становова) Зинаида Александровна, прожила все 900 дней и ночей блокады в пригороде Ленинграда, на ст. Борисова Грива, в 7 км от Ладожского озера, через которое проходила «Дорога жизни».

Тяжелейшие испытания, которые обрушились на жителей Ленинграда, были так же неожиданны, как и появление противника у его стен. Вначале это были артиллерийские обстрелы и воздушные бомбардировки, которым по своей силе и продолжительности не подвергался ни один город в годы Второй мировой войны. Потом пришли голод, холод и массовая смертность.

Прошло 65 лет с начала Ленинградской блокады, но в памяти сохранилось все то, что нельзя забыть никогда. Я расскажу о двух случаях из моей блокадной жизни.

Я, семилетняя девочка, вместе со своей бабушкой Натальей Михайловной в середине сентября 1941 г. пошла за клюквой на Ладожское болото. Собирая ягоды, мы вдруг услышали дикий звук летевших немецких самолетов, которые, отбомбив Ладожскую переправу, возвращались обратно. Но один самолет спустился так низко, что я запомнила его на всю жизнь - лицо фашиста, его очки, ухмылку и как, нажимая на гашетку, он начал поливать нас смертельным огнем и так до тех пор, пока мы не добрались до опушки леса. На болоте укрыться негде и мы ложились на кочки, а когда фашист делал новый заход, мы бежали, а потом опять в кочки. Вокруг свистели пути. Вспоминая сейчас об этом, с содроганием думаю, каким же надо быть чудовищем-человеком, чтобы гоняться по болоту за ребенком и старым человеком. Добрались с трудом до леса, отдохнули и пошли домой со словами бабушки: «Зинушка, больше никуда не пойдем».

Был уже 1942 г. Открыли школы, собрали детей, которые были еще живы, но голод делал свое подлое дело. Я слегла, уже не вставала, полная дистрофия. А рядом стояла воинская часть, и бойцы меня часто видели и даже сухариком угощали, я ходила мимо этой части в школу. И когда бойцы узнали от моей мамы, что я умираю, они взводом отказались от суточного пайка и принесли его мне (их было трое матросов и одна девушка). Вот благодаря таким поступкам в то суровое (голодное, холодное) время спасались ленинградцы. Спасибо тем людям, низкий поклон и вечная память о них и их подвигах. В такую жестокую годину дать человеку сухарик, «дуранду» или что-то еще - это героизм души и тела.

А почему мы не эвакуировались? Нас, троих детей, много раз пытались отправить через «Дорогу жизни», но моя мама не могла выехать с нами, так как она была военнообязанная (она работала на железной дороге Ленинград–Ладожское Озеров, и нас, детей, должны были эвакуировать одних, да еще разделить на разные возрастные группы, чему моя мама возражала. За нами несколько раз приезжала машина, грузила наши узелки (наши вещи были связаны на непредвиденный случай), а мы разбегались по указанию мамы, и машина уходила. Все это сложно описать словами - шла жестокая война, немцы взяли Шлиссельбург и комендант ст. Борисова Грива вызвал мою маму и пригрозил ей трибуналом, так как немец находился в 7–10 км от нас.

Но кому-то надо было, чтобы мы выжили и рассказывали детям в школах, на уроках мужества о жестокой блокаде Ленинграда.

Родина З.А. член ОО «Блокадник» СВАО г. Москвы